— Ты грубый! Подумать только, люди считают тебя робким!
— А ты слышала о дерзости робких душ?
— Ты грубый! Подумать только, люди считают тебя робким!
— А ты слышала о дерзости робких душ?
— Вот я грубовата, правда?
— Да, это есть.
— А у них это называется эксцентричностью. На том и стою!
— Чем могу быть вам полезен, сэр?
— Как тебя зовут?
— На значке написано, чувак. Читать умеем?
— «Читать умеем?» Отлично звучит, «читать умеем» — это вроде «оглох, что ли», но по отношению к чтению. Юморист, как я посмотрю.
— Чего ты хочешь?
— Меня прислали на замену шефа Уиллоби, в свете последних печальных событий.
— Не, мужик, вот ты точно отличный юморист!
— Есть ли у вас бумаги, подтверждающие это, сэр?
— Ты и правда хочешь увидеть мои документы, козел?
— Да, проверь-ка его документы! Пусть, пусть покажет!
— Вам, снежкам, заняться, что ли, нечем?!
— Слышали? Еще и расист.
Каждый, кто повышает на вас голос, имеет на это право. Наверняка он знает, «что вы делали прошлым летом».
— Вы когда-нибудь любили, мистер Хант?
— Ну, раз или два залезал девчонкам под юбку.
— Господи! Ну почему, почему вы так все грубо выражаетесь?
— А мне казалось, что я вас щажу…
В Лондоне, знаете, немало таких людей, которые — кто из робости, а кто по мизантропии — избегают общества себе подобных.
— Мне очень жаль, — говорю я, — если создается впечатление, что груб у меня только голос. Я изо всех сил стараюсь быть грубой во всём.
— Ты помнишь наши рогатки?
— Какие?
— Помнишь их? А людей, которые приехали за тобой на лимузине? Юное дарование, 14-летний виртуоз... и повезли тебя в консерваторию к тому старику...
— Да, к Зелинье. А пока мы ехали через лес, вы с Ришаром стреляли в машину камешками из рогаток. Двое мужчин, приехавших за мной, не знали, кто вы. В машине еще была женщина в очках, в роговой оправе, и она спросила меня, кто вы. Я удивился. Кто эти мальчики? Это не мальчики, это дикие животные.
— И что ты ей ответил?
— Это мои братья, мадам. Она заговорила о консерватории, о потрясающем преподавателе, который у меня будет и все это время град камней сыпался на машину. Вы с Ришаром, словно разговаривали со мной, словно говорили мне, что я не могу навсегда уехать и что когда-нибудь я вернусь сюда навсегда.