Бартоломео Хант (Bartholomew Hunt)

— Пусть каждый решает сам. А мне кажется, мы должны продолжить путешествие.

— Ты настоящий мужчина.

— Кто бы это говорил, тебе больше всех досталось. Тебя искалечил медведь и ухо откусил француз.

— Все верно, несчастья обрушились на меня. Но я не могу бросить мистера Эдвардса. Он на такое отважился и сейчас, когда цель совсем рядом – я верю его словам: худшее позади! [Бидуэллу простреливают руку испанцы] Сказав «худшее позади», я вероятно поспешил. Ну, а теперь точно... [простреливают вторую руку]

— Пусть каждый решает сам. А мне кажется, мы должны продолжить путешествие.

— Ты настоящий мужчина.

— Кто бы это говорил, тебе больше всех досталось. Тебя искалечил медведь и ухо откусил француз.

— Все верно, несчастья обрушились на меня. Но я не могу бросить мистера Эдвардса. Он на такое отважился и сейчас, когда цель совсем рядом – я верю его словам: худшее позади! [Бидуэллу простреливают руку испанцы] Сказав «худшее позади», я вероятно поспешил. Ну, а теперь точно... [простреливают вторую руку]

— Я бы скорее остерегался индейцев, а не медведей. Всем известно, что когда индейцы захватывают в плен белого, они вскрывают ему черепушку, выковыривают мозги и пожирают их с помощью грубо сделанной вилки. Так что...

— Вы сами видели эти зверства, мистер Хант?

— Я видел только вилки...

— Я назову этот цветок «Румянец Аманды». Мистер Хант, раз вы мой партнер, вы тоже должны придумывать названия.

— Ээ… эм… я?

— Да. Назовите, как-нибудь этот рукав реки. Вы можете увековечить имя вашей возлюбленной.

— Возлюбленной? Да, конечно… я знаю, как. Тогда я назову этот рукав «Питсбургская Нелли». Эта валлийская шлюха такое проделывала, что никто не замечал нароста на ее шее.

— Вы когда-нибудь любили, мистер Хант?

— Ну, раз или два залезал девчонкам под юбку.

— Господи! Ну почему, почему вы так все грубо выражаетесь?

— А мне казалось, что я вас щажу…

— Добрые вести, похоже, нас оставят в живых.

— В живых?..

— Пришлось отдать им кое-что из вашего добра, чтобы нас не убили.

— А кажутся дружелюбными.

— Это свойство дикарей. Прикинутся друзьями, выпьют с вами, выслушают, а потом выскребут ваши мозги ложкой.

— Ты имел в виду вилкой?

— Это смотря какое племя.

[Лесли отходит]

— Мистер Хант, Айовы никогда бы нас не убили.

— Я знаю, просто надоело таскать барахло этого янки.

— Вы хотите остаться один, чтобы покатать свои «шарики»? Словом, «прочистить пушку»?

— Прочистить пушку? Это мне делает Джоуна.

— Ну да…

— Что!? Нет! Мистер Хант, я уверяю вас, я никогда…

— Ну что ж, Хиггинс, тебе слово.

— История эта приключилась прошлым летом на ферме моего дяди в Вирджинии. Мы с братом только что закончили косить поле и наслаждались вечерней трапезой под сенью вязов. Братик спустился к ручью за водой, а я в это время, взял миску с аппетитнейшим пудингом и положил туда, не один, а два крупных колтежка овечьего дерьма. А когда он вернулся, я предложил ему отведать пудинг. И не сойти мне с этого места — он съел весь пудинг из дерьма. Все до последней крошки.

— Ты заставил брата съесть дерьмо?..

— Ха-ха-ха, да.

— Забавная история.

— Расскажи, чем кончилась. В этом весь смысл.

— Так вот, если говорить на чистоту — нет у меня брата. Все это случилось со мной — я съел овечье дерьмо. Клянусь, так и было.

— Мда, какая остроумная развязка.

— Теперь мы вас убьем, синьор. А голову отвезем Идальго. Но у нас к вам маленькая просьба.

— Да, головы, которые мы доставляем Идальго, чаще всего, имеют выражение ужаса.

— И мы бы доставили удовольствие Идальго, если бы вы умирали с улыбкой.

— Катитесь-ка, вы!

— Нет, не так. Видели бы вы, какое у вас было безобразное лицо.

— Скажите… скажите… «пупсик»!

— Да! Правильно, невольно заулыбаешься, произнося слово «пупсик».

— Мистер Хант, я хочу первым проложить маршрут к Тихому океану, но мне потребуется опытный проводник.

— А почему вы обратились ко мне, а не к Уильяму Кларку?

— Думаете, я не пытался?

— Оу.

— Мериуэзер Льюис опередил меня. Мне надоели эти двое, только и слышу: Льюис и Кларк! Посмотрим, заговорят ли о них, когда мы первыми доберемся до океана и кого станут приглашать на званные приемы, и кто сделает политическую карьеру, благодаря своим достоинствам. А в книгах по истории имена Льюиса и Кларка будут упомянуты только в списках, а мое, в отличие от них — в тексте!