В тени мертвеца живые вдруг теряют уверенность, что сами не умрут никогда.
Красота — это нескончаемая война с собственным уродством, любое перемирие в которой означает поражение.
В тени мертвеца живые вдруг теряют уверенность, что сами не умрут никогда.
Красота — это нескончаемая война с собственным уродством, любое перемирие в которой означает поражение.
Память об ушедших не исчезает, думал Гомер. Весь наш мир соткан из дел и мыслей других людей, точно так же, как каждый из нам составлен из бесчисленных кусочков мозаики, унаследованных от тысяч предков. Они оставили после себя след, оставили для потомков частичку души. Надо только приглядеться. И корабль, сложенный из бумаги, из мыслей и воспоминаний, может плыть по океану времени бесконечно долго, пока его не подберет кто-то другой, не разглядит и не поймет, что человек никогда не изменялся, что даже после гибели мира остался верным себе. И что небесный огонь, который однажды был в него заложен, бился на ветру, но не угас.
— Встречусь ли я с ней когда-нибудь?
— Помните, что только с мертвыми нельзя встретиться здесь, на земле.
Страх и ужас — совсем не одно и то же. Страх подхлестывает, заставляет действовать, изобретать. Ужас парализует тело, останавливает мысли, лишает людей человеческого.
Поразительно, до чего же любому человеку, даже воображаемому, свойственен эгоцентризм.
Тут ведь как: ты либо живой, либо мертвый. А есть еще недобитые, это страшней всего.