бренность

в молодые годы я склонялся к мысли, что спасения следует искать в творческой реализации. Может быть, я не формулировал это именно таким образом, но что-то такое я думал. В «Воспоминаниях о звездной пыли» у меня есть термин Ozymandias Melancholia, «меланхолия Озимандии». Собственно, я придумал этот диагноз для описания такого рода состояний, когда ты вдруг понимаешь, что твои произведения тебя не спасут и в конечном счете потеряют всякую значимость. Ведь в конце концов исчезнет весь мир и ничего не останется ни от Шекспира, ни от Бетховена. То, что переживает Рената, отражает мои собственные переживания. Я тоже спрашивал себя: «Ну и какой тогда в этом смысл?»

Много людей на свете было, и есть, и будет.

Мир в своих переменах беспечным всегда пребудет.

Все в этом мире бренно — каждому свое время:

Время придет и всех нас сбросит с себя, как бремя.

Сейчас, живущие в мире, умерших мы вспоминаем,

О нас же вспомнят другие, когда мы поумираем.

Родившийся умирает, умрет и станет золою,

Из мира, словно в ворота, все мы уходим толпою.

Сегодня гордишься величьем, сегодня ты сильный, славный.

А завтра печальный, сирый, обиженный и бесправный.

О человек, ты станешь глиной и легкой пылью,

Изгложут плоть твою черви, рожденные мерзкой гнилью.

Так помин же, человече, кто ты среди жизни бренной, -

Ты можешь сравниться только с пустой, безымянной пеной.

Одно поддержать нас может: когда мы сменим обличье,

На небесах найдем мы и счастье свое, и величье.

«Время проходит!» — привыкли вы говорить вследствие установившегося неверного понятия. Время вечно: проходите вы!

Я знаю, что однажды исчезну, и со мной угаснут все мои воспоминания. Иногда я чувствую себя таким усталым.