Жалость — поганое чувство. Если ты ее принимаешь, значит, признаешь, что большего и не достоин.
Такое ощущение, как будто в груди у меня все тиной заросло, потому что внутри — один сплошной водоем, и воды — до самых краев, вот-вот выплеснется. И лицо уже мокрое, как будто не из глаз, а из каждой поры, как будто кожей рыдаю. Вжимаюсь в стену, руками рот прикрываю, закрываю, вдавливаю, чтоб хотя бы негромко, чтоб не поняли, что я...
Нет. Я не плачу.
Просто нам хочется смешаться уже до конца, превратиться в йогурт: клубничный, вишневый — какой больше любишь, мне-то без разницы. Я — фрукты, ты — молоко, и все у нас на двоих.
А вчера уехал мой друг. Наверное, единственный. По крайней мере, только он знал, какие пирожные я люблю больше всего. Когда нам было лет по шесть, он как-то сказал:"Ты для меня — самая важная женщина. Важнее мамы и жены, когда она будет". Вот вчера он уехал в Питер к своей девушке. Она оказалась еще важнее.
Мы выходим погулять; держимся за руки, только тогда, когда переходим через дорогу, ведь постоянно — невыносимо: ладони прикипят, потом придется рвать с мясом, а на заживающей коже нам за невоздержанность — непроходящие волдыри.
И глаза стало жечь, как будто иглой — тонкой, но длинной: с палец безымянный — проткнул напоследок, чтоб не забывала. Не забывалась. И вот-вот вытекать начнут, так, чтоб уж до конца, до самой сетчатки, чтоб ни капли не осталось. Все равно смотреть теперь не на что, зачем оставлять...
Разворачиваюсь и убегаю. Догоняй теперь, догоняй, только мост сначала найди, я его специально подальше запрятала.
Начинаешь метаться, а я бегу, бегу быстрей, из последних сил бегу, потому что за мной все рушится, земля проваливается, асфальт крошится, столбы фонарные с корнем выворачивает – падают поперек. Мне бы в переулок, закоулок, через площадь – в подземелье; забежать, залечь, забыться. Чтоб не видно и не слышно. Не-за-мет-но. Но ты ведь все равно найдешь, и никуда мне не деться. Как ты это делаешь? По запаху? По чувству. Других бы не нашел, но меня…
... не стоит спасать тех, кто категорически не желает, чтобы их спасали. И всякие дальнейшие попытки будут не только продиктованы лишь жалостью и сентиментальностью — они будут вредными и в конце концов даже бесчеловечными.
Люди всегда находят причину пожалеть в первую очередь себя, любимого, а не другого человека, которому может быть несоизмеримо тяжелее...
Cлайд с цитатой