Look up here, I'm in heaven,
I've got scars that can't be seen,
I've got drama, can't be stolen,
Everybody knows me now.
Look up here, man, I'm in danger,
I've got nothing left to lose,
I'm so high, it makes my brain whirl.
Look up here, I'm in heaven,
I've got scars that can't be seen,
I've got drama, can't be stolen,
Everybody knows me now.
Look up here, man, I'm in danger,
I've got nothing left to lose,
I'm so high, it makes my brain whirl.
Вездесущее, грозное и колдовское море растворяло в себе муки, жгучие желания, душевные связи, ненависть и надежду, всё это отдалялось, казалось лишённым смысла, поскольку в море человек становится эгоистом и поглощен лишь самим собой. И кое-что невыносимое на суше – мысли, разлуки, утраты – в море перенести можно. Море – самое сильное обезболивающее, и Кой видел, как люди, которые на суше лишились бы навеки рассудка и душевного покоя, на борту корабля сумели пережить свои трагедии.
Я считал, что жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешён.
Годы неведения научили его одному: время действительно лечит все, но оставляет грубые, непроходящие шрамы.
Холодок прошелся по ней, она почувствовала дыхание трагедии…
Для кого-то 70 лет — как один миг. А для меня — много-много жизней, каждая из них — колоссальная амплитуда счастья и трагедий.
Некоторые раны нельзя вылечить. Наши шрамы — это наша сущность, а без них нас просто нет.
Знаешь, Логан. Это была без сомнения самая лучшая ночь за очень долгое время. Я не заслужил этого. Я делал такие вещи, нечто неописуемое. Я вспомнил что произошло в Уэстчестере. Тогда из-за меня пострадало много людей. Только сегодня я это понял. Ты не говорил мне. Ведь всегда мы просто бежали от этого. Мне кажется, я наконец понял тебя.
Жизнь — это трагедия, когда видишь её крупным планом, и комедия, когда смотришь на неё издали.
— Любить кого-то издалека означает, что они дают взамен — всегда вдалеке.
— Мне нравится дистанция, так не видно моих шрамов.
От трагических арий всякая безнадежная ситуация становится ещё хуже.