Рассматривать людей бесконечно увлекательно. Я мог бы провести за этим занятием целую вечность.
... У каждого своя
Стезя, поэзия, свой почерк и подкладка,
Пусть неудачная — и горько с ней, и гадко!...
Судьба-изменщица, но все-таки своя.
Рассматривать людей бесконечно увлекательно. Я мог бы провести за этим занятием целую вечность.
... У каждого своя
Стезя, поэзия, свой почерк и подкладка,
Пусть неудачная — и горько с ней, и гадко!...
Судьба-изменщица, но все-таки своя.
Когда-то у меня было чистое лицо, с аккуратной щетиной и на голове был порядок. Во мне кишела энергия, и я хранил ее. А теперь, кажется, валяюсь на одре, неисследованной мною, болезни. И нет больше смысла спорить с самим собой. Меня преследует ощущение, будто все вокруг — нереально, но я не могу задавать этому тон.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.
Когда причиняешь людям боль, чувствуешь жуткое одиночество. Чувствуешь какое-то отчуждение от других людей.
Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем больше удовольствия доставляет ему жизнь.
Одиночество духа гораздо страшнее одиночества тела, которое можно насытить каким-то эрзацем, тогда как душа признает только подлинник.
Я рассматривала людей, проходивших внизу. У каждого из них своя история, и она — часть еще чьей-нибудь истории. Насколько я поняла, люди не были отдельными, не походили на острова. Как можно быть островом, если история твоей жизни настолько тесно примыкает к другим жизням?