— Всё, Башка. Кончилась молодость, я скоро стану мамой.
— Нет, не мамой... Мамонтом!
— Всё, Башка. Кончилась молодость, я скоро стану мамой.
— Нет, не мамой... Мамонтом!
— Самое ужасное, что я сейчас постоянно хочу секса, а мой муж на меня смотреть не может.
— Ну, если тебе так хочется, я могу зажмуриться и каааак тебе вставить!
— Спасибо за самоотверженность…
— Я же люблю тебя.
Мама мне часто повторяла: «Не высовывайся, горе мое. Если не научишься молчать – посадят тебя, вот увидишь. А я тебе буду пирожки носить». Тюрьма и пирожки почему-то были неразделимы в мамином понимании, а так как со мной «всё было ясно», то первое, что мама научилась готовить – это они и были.
— Как бы то ни было, ты знаешь эту девушку три года. Она убийца?
— И да, и нет.
— Конкретнее.
— Да — потому, что она попросила меня изменить показания в её пользу.
— Я не убивала его!
— А нет — не такое конкретное. Если девушка беременеет, её первая реакция — женить на себе мужчину, а не убить его. Ребёнку нужен отец. А мёртвый отец — не вариант.
— Глупости! Я не беременна. Девушка может забеременеть только одним способом, а мы к нему не прибегали.
— Ты беременна.
— Это невозможно!
— Ты девственница?
— Нет, но...
— Ты беременна. Мазельтоф.
В полночь грянул телефон. Мама сказала: я сдала билет! Это значило, вокзал стоит разбитый, простреленный, обожжённый как рейхстаг в 45-м. И на фасаде надпись: «Сдала!». У кассиров-пулемётчиков не было шансов.
... годы, проведенные в статусе матери-одиночки, выработали у Дениз устоявшийся комплекс мученицы, и теперь ей кажется, что проблемы у других возникают исключительно для того, чтобы лечь на её плечи ещё более тяжким бременем.
— Господи, мам, может, всё-таки перестанешь?
— Прости, если беременность моей дочери-подростка меня расстраивает.
— Тебе не приходило в голову, что меня она тоже расстраивает?
— Конечно. Просто... ну как ты могла? Ты же про всё это знаешь и понимаешь.
— Это произошло случайно, разумеется.
— У тебя случайно был незащищенный секс?
— Тебе станет легче, если я скажу, что меня изнасиловали?
— Не смей так говорить.
— Я только пытаюсь понять, при каком раскладе ты бы начала сочувствовать мне, а не себе.
— Поверь, я очень тебе сочувствую, — произносит Дениз тоном, от которого у Кейси неизменно возникает желание сжечь всех напалмом.
— Маршалл, ну пожалуйста, не делай этого. Ну не прыгай!
— Прости меня, Лили, но я должен.
— Ты не можешь!
— Почему?
— Хочешь знать, почему? Я тебе скажу: потому что я беременна.
— О боже, это что, это правда, Лили? То есть я, конечно, заметил, что за последнее время ты набрала несколько килограммов...
— Ах ты сволота, да я же соврала тебе только что. Иди, гадина, сигай вниз и падай!
Прежде, чем беременеть, надо выйти замуж, чтобы кто-то был обязан заниматься с тобой сексом!
Это вот сам я,
А это вот мама моя.
Мы будем служить вместе с нею,
Я один ничего не умею.