Собаки так устроены, что в страхе, несмотря на все страдания, будут убегать от человека или прятаться, какую бы боль не ощущали.
Все страданья и любую боль — я все приму,
Ведь они твои, так что позволь.
Собаки так устроены, что в страхе, несмотря на все страдания, будут убегать от человека или прятаться, какую бы боль не ощущали.
Крик боли достиг небес, но звезды и полумесяц остались равнодушны к человеческим страданиям.
Ощущение, будто в груди сверлят огромную дыру, вырезают жизненно важные органы, оставляя глубокие раны, края которых потом долго пульсируют и кровоточат. Естественно, холодным рассудком я понимала: с лёгкими всё в порядке, однако хватала ртом воздух, а голова кружилась, будто отчаянные попытки ни к чему не приводили. Сердце, наверное, тоже билось нормально, но пульса я не ощущала, а руки посинели от холода. Свернувшись калачиком, я обхватила колени руками, казалось, так меня не разорвёт от боли.
Слишком мрачно даже для меня. Нет ничего лучше общества тех, кто страдает ещё сильнее, чем ты. Однако как только ты расстаешься с их страданием, твоё собственное давит на тебя вдвойне, холодное и неумолимое.
Я не люблю, когда мне больно. И не люблю, когда страшно. Уверена, что те люди тоже не любят, когда им больно и страшно.
Бытие есть забота и страх, понял я: появись на свет – и свету не на что больше упасть, кроме как на страх и заботу. Мы появляемся не на свет, нет – мы появляемся на боль.