Светлана Алексиевич. У войны не женское лицо

Другие цитаты по теме

После войны так долго нельзя было привыкнуть, что уже не надо бояться неба.

Дошла до Берлина. Расписалась на рейхстаге: «Я, Софья Кунцевич, пришла сюда, чтобы убить войну».

Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. «Что с тобой?» — «Да ничего. Натанцевалась». А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер.

После войны так долго нельзя было привыкнуть, что уже не надо бояться неба.

Турианец сидел в «Логове Коры». Гаррус не любил это место. Но они говорили тут, сидели на этом самом месте.

Турианец долго думал, молчал. Бой был выигран. Бой, но не война.

Какое-то время Гаррус еще не придет в себя, после потери друга. Она так и не рассказала ему историю своей жизни. Она обещала, но этого, «другого, подходящего раза», так и не случилось.

Он потерял её.

И всё-таки, где-то в глубине души он чувствовал, что она жива.

Она не могла бросить его здесь, бросить вот так.

Он знал — они еще встретятся.

Я должен поблагодарить Вас за все любезности, которыми Вы окружили мою супругу во время ее пребывания в Москве и за все заботы о ней в ее поездках по России. Мы считаем большой честью награждение ее орденом Трудового Красного Знамени за ту работу, которую она проделала, чтобы смягчить ужасные страдания раненых воинов героической Красной Армии. Денежные суммы, которые она собрала, может быть невелики, но это проникнутые любовью пожертвования не только богатых, но и главным образом пенсы бедных, которые были горды тем, что еженедельно делали свои небольшие взносы.

Я согласен, что надо раньше покончить с Сирией. Мы, в Лондоне, всегда считали, что для того, чтобы отвоевать и удержать Кипр, нам совершенно необходимо удерживать Сирию.

Как один из тех, кто жил и действовал в те дни, я ставлю своей целью показать прежде всего, как легко можно было бы предотвратить трагедию мировой войны; как злонамеренность порочных была подкреплена слабостью добродетельных; как в структуре и обычаях демократических государств, если только они не сольются в более крупные организмы, отсутствуют те элементы устойчивости и убежденности, которые только и могут обеспечить безопасность простым людям.

Для людей на войне в смерти нет тайны. Убивать — это просто нажимать на спусковой крючок. Нас учили: остаётся живым тот, кто выстрелит первым. Таков закон войны.

«Тут вы должны уметь две вещи — быстро ходить и метко стрелять. Думать буду я», — говорил командир. Мы стреляли, куда нам прикажут.

Я был приучен стрелять, куда мне прикажут. Стрелял, не жалел никого. Мог убить ребёнка. Ведь с нами там воевали все: мужчины, женщины, старики, дети.

Идёт колонна через кишлак. В первой машине глохнет мотор. Водитель выходит, поднимает капот… Пацан, лет десяти, ему ножом — в спину… Там, где сердце.

Солдат лёг на двигатель… Из мальчишки решето сделали… Дай в тот миг команду, превратили бы кишлак в пыль… Каждый старался выжить. Думать было некогда. Нам же по восемнадцать, двадцать лет.

К чужой смерти я привык, а собственной боялся. Видел, как от человека в одну секунду ничего не остаётся, словно его совсем не было. И в пустом гробу отправляли на родину парадную форму. Чужой земли насыплют, чтобы нужный вес был…

Хотелось жить… Никогда так не хотелось жить, как там. Вернемся из боя, смеёмся. Я никогда так не смеялся, как там…

В соответствии с соглашением Советское правительство несло ответственность за погрузку поставок на свои собственные суда и доставку их в Россию. Однако они не имели достаточно судов для такого огромного количества материалов, которые мы были готовы послать, и английские и американские суда вскоре составляли три четверти всего тоннажа.