В сотнях томов вместо силы — напыщенность, вместо оригинального — чудовищное, вместо остроты — площадные шутки, — и между тем все чужое, все неестественное, все не существующее в наших нравах. А что за дело критике? Какая нужда ей, что литература принимает такое гибельное направление? Разве оно помешает сбыту дурных книг? Напротив, поможет.
Смотришь — русские имена, а та же французская мелодрама. И многие, многие пустились в драмы и особенно в романы.
Смотришь — русские имена, а та же французская мелодрама. И многие, многие пустились в драмы и особенно в романы.
Исследователи и аналитики пришли к заключению, что современные любители литературы в 90% случаев — люди, которые увлекались чтением ещё до перестройки. И только 10% молодого населения страны посвящает себя чтению.
Даже если вы любите музыку и кино не меньше книг, за четыре недели у вас куда больше шансов найти очень хорошую книгу, которую вы ещё не читали, чем фильм, который вы ещё не смотрели, или альбом, который вы ещё не слышали.
Любовь к чтению сближала Ирку с Матвеем. Правда имелось существенное отличие. Ирка, как идеалистка, читала для того, чтобы жить по прочитанному. Багров же потреблял литературу скорее как грамотный складыватель буковок с позиции: «Ну-с, чем вы меня ещё порадуете?». К тому же Ирка читала ежедневно, без пауз, а Матвей запойно. Он мог прочитать три книги за два дня, а потом не читать, допустим, месяц. Новую порцию впечатлений и мыслей он заглатывал жадно и не разбирая, как крокодил добычу, после чего долго — несколько дней или недель — её переваривал.
Милли часто ему повторяла, что у него душа евангелиста, для которого стала религией литература.
Не только русская, но, вероятно, и мировая литература не знали ничего подобного болдинской осени Пушкина, если измерять не по количеству, конечно, а по глубине и значимости написанного на единицу творческого времени.
Я улегся поудобнее, взял «Войну и мир» Толстого, раскрыл на середине и принялся читать. Ничего не изменилось. Книжонка так и осталась премерзкой.
Cлайд с цитатой