Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками

Понятна мне времен превратность,

Не прекословлю, право, ей:

У нас нова рожденьем знатность,

И чем новее, тем знатней.

Общественная безопасность ничем у нас не обеспечена! Справедливость — в руках самоуправцев. Над честью и спокойствием семейств издеваются негодяи! Никто не уверен ни в своем достатке, ни в свободе, ни в жизни. Судьба каждого висит на волоске, ибо судьбою управляет не закон, а фантазия любого чиновника.

Эта гидра, это чудовище — самоуправство административных властей, развращенность чиновничества и подкупность судов России. Россия стонет в тисках этой гидры поборов, насилия и грабежа, которая до сих пор издевается даже над высшей властью.

Пускай судьба определила

Гоненья грозные мне вновь,

Пускай мне дружба изменила,

Как изменила мне любовь,

В моем изгнанье позабуду

Несправедливость их обид.

Первая любовь всегда является делом чувствительности: чем она глупее, тем больше оставляет по себе чудесных воспоминаний.

К поэту летал соловей по ночам,

Как в небо луна выплывала,

И вместе с поэтом он пел — и певцам

Внимая, природа смолкала.

Потом соловей — повествует народ -

Летал сюда каждое лето:

И свищет, и плачет, и словно зовет

К забытому другу поэта!

Но умер поэт — прилетать перестал

Пернатый певец... Полный горя,

С тех пор кипарис сиротою стоял,

Внимая лишь рокоту моря.

«Полтава» не имела успеха. Вероятно, она и не стоила его; но я был избалован приемом, оказанным моим прежним, гораздо слабейшим произведениям; к тому же это сочинение совсем оригинальное, а мы из того и бьемся.

Пушкин рассуждал за столом о нравственности нашего века, отчего русские своего языка гнушаются, отчизне цены не знают, порочил невежество духовенства.

Так, полдень мой настал, и нужно

Мне в том сознаться, вижу я.

Но так и быть простимся дружно,

О юность легкая моя!

Благодарю за наслажденья,

За грусть, за милые мученья,

За шум, за бури, за пиры,

За все, за все твои дары.

Твердо уверенный, что устарелые формы нашего театра требуют преобразования, я расположил свою трагедию по системе Отца нашего Шекспира.