Я буду уничтожать все, что ты знаешь, все, что ты любишь. И пока у тебя нет другого прибежища, кроме меня.
— Беда вожделения в том, — прошептал Дарклинг, проводя губами по моему подбородку, пока не замер в миллиметре от моего рта, — что оно делает нас слабыми.
– Он тебе нравится?
– А это имеет значение?
– Когда люди тебе нравятся, это все усложняет. Тогда по ним дольше скорбишь.
– Убийца! – проревела я. – Монстр!
– Да, все вышеперечисленное.
– Ненавижу тебя! – сплюнула я. Он пожал плечами.
– Скоро ты устанешь от ненависти. И от всего другого.
... а можно испортить Солнце? Мы способны расфигачить на Земле что угодно. Можем мы, если захотим, уничтожить Солнце?
Обстоятельства изменились: теперь важно не то, что вы хотите нас уничтожить, а то, что мы хотим уничтожить вас.
В старину говорили: желание уничтожить страсти — равносильно желанию уничтожить нас самих; надо только уметь управлять ими. В наших руках страсти — то же, что лечебные компоненты: приготовленные искусным химиком, они превращаются в благодетельные лекарства.
Они романтизируют нас, зеркала, и в этом их секрет; какой изощренной пыткой было бы уничтожение всех зеркал на свете: где бы удостоверились мы тогда в существовании собственной личности?
Cлайд с цитатой