Другие голоса, другие комнаты

Куда же денешься, если вечно спереди опасность, а за спиной обман? Никуда не денешься. Никуда.

Счастье, кажется, состояло в том, что он не чувствовал себя несчастным.

Ведь молодость не слишком человечна, куда ей: молодые не верят, что умрут... тем более не могут поверить, что смерть приходит, и нередко — отнюдь не естественным путём.

У слабоумных, невротиков, преступников, а также, вероятно, художников есть нечто общее — непредсказуемость, извращенная невинность.

У слабоумных, невротиков, преступников, а также, вероятно, художников есть нечто общее — непредсказуемость, извращенная невинность.

Но мы вообще одиноки, милое дитя, ужасно отрезаны друг от друга; так яростны насмешки мира, что мы не можем высказать и показать свою нежность; смерть для нас сильнее жизни, она несет, как ветер во тьму, наш плач, пародийно прикинувшийся безрадостным смехом: наевшись помоями одиночества до зелени в лице и разрыва кишок, мы с воплями скитаемся по свету, умираем в меблирашках и кошмарных гостиницах, вечных пристанищах бренного сердца.

Правду сказать, детка, если бы у меня было ума сколько полагается, я бы за него мигом замуж выскочила.

Любовь — это нежность, а нежность, вопреки распространенному мнению, — не жалость; и еще меньше людей знают, что счастье в любви — не сосредоточенность всех чувств на предмете; любят множество вещей, и любимый является с тем, чтобы стать всех их символом...

Они романтизируют нас, зеркала, и в этом их секрет; какой изощренной пыткой было бы уничтожение всех зеркал на свете: где бы удостоверились мы тогда в существовании собственной личности?