Никто не понимает. Никто не знает... настоящего меня.
Ничего не изменится. Если нельзя это изменить, тогда пусть эта черная дыра, которую никогда не заполнить... поглотит всю ложь и противоречия... и... будет просто дырой.
Никто не понимает. Никто не знает... настоящего меня.
Ничего не изменится. Если нельзя это изменить, тогда пусть эта черная дыра, которую никогда не заполнить... поглотит всю ложь и противоречия... и... будет просто дырой.
— Почему плачешь? Жалеешь меня?
— Нет. Просто... мне грустно от того, что до самого конца мы с тобой не смогли понять друг друга.
Разумеется, я так не сделаю. Я не должна. Несмотря на сказочный снегопад, мы не в Нарнии. Мы в Лондоне, и это реальная жизнь, а не сказка. А в реальной жизни разбитые сердца непостижимым образом продолжают биться.
Я Бобби, и я сказал, что мои друзья — это моя семья и... моя семья не совсем понимает меня. Но чья понимает?
Ах... Ты только посмотри туда. Там же огромный совершенно другой мир! Мы можем смотреть на него, но не можем понять до конца. Мне, это напоминает о нем.
Несправедливо. Великая жизнь угасла из-за случайности.
Если бы только он мог понять и почувствовать всю полноту причиненного мне зла, я была бы отомщена. И простила бы всем сердцем.
Я ненавижу сочувствие. Я хочу понимания. Даже если я до боли другая. Проклятая, презираемая, шокирующая, извращенная и первая в очереди на сожжение на костре.
За время нашего знакомства он говорил обо мне некоторые вещи, которые оказались правдой. Думаю, что очень легко принять понимание за сочувствие — ведь мы все так сильно хотим его услышать. Умение отличать первое от второго, видимо, и является одним из признаков взросления. Очень больно и противоестественно думать, что кто-то читает в твоей душе, не испытывая к тебе симпатии. Столь же отвратительно видеть в понимании только орудия хищника.