Кей

Жизненный уклад здесь запрограммирован на тихое загнивание в обществе себе подобных.

Ничего не изменится. Если нельзя это изменить, тогда пусть эта черная дыра, которую никогда не заполнить... поглотит всю ложь и противоречия... и... будет просто дырой.

Все, что у нас есть общего, — наша внешность. Даже если мы смотрим одно и то же, слушаем одинаковую музыку, разделяем одно время на двоих, мы абсолютно разные.

Стая – семья. Никто не может оскорбить семью безнаказанно.

Кто храбрым сам себя назвал,

Тот незадачливый бахвал.

Других считая дураками,

Бахвалы треплют языками,

О подвигах своих кричат,

Тогда как храбрые молчат,

Тем, кто в сраженьях побеждает,

Хвала людская досаждает.

Зато бахвал готов приврать,

Чтобы в героя поиграть.

В тот период, когда она достигла наибольшей популярности среди феминисток, ее обвинили в использовании архаичных шовинистских законов, благодаря чему она оттяпала у своего делового мужа все, что полагалось ей по закону до последнего цента.

— Чушь собачья! — как-то сказала Кэй Беверли. — Те, кто несет эту чепуху, никогда не спали с Сэмом Чаковицем. Тыкнуть пару раз, получить удовольствие и кончить — вот девиз Сэма. Единственный раз у него простоял больше семидесяти секунд, когда он дрочил в ванной. Я не обманывала его, я просто получила компенсацию за страдания.

— Итак, папа Огины свалил на работу, а мы должны охранять его жену и дочь. Провалим миссию — сдохнем нафиг!

— Да, сэр!

— Не слышу, мать вашу!

— Есть, сэр!!

— Где ты? Что стряслось?

— Я около Седьмой и Одиннадцатой улиц, на углу Стрейлендавеню и какой-то улицы. Я... Кэй, я ушла от Тома.

Кэй быстро взволнованно закричала в трубку:

— Прекрасно! Наконец-то! Ура! Я приеду за тобой! Сукин сын! Кусок дерьма! Я сейчас приеду за тобой в своем чертовом «Мерседесе»! Я найму оркестр! Я...

— Я возьму такси Но тебе придется заплатить по счетчику. У меня совсем нет денег. Ни цента.

— Я дам этому ублюдку пять баксов на чай, — прокричала Кэй. — Это, мать твою, самая лучшая новость после отставки Никсона! Сейчас мы с тобой, девочка моя, пропустим рюмочку-другую и... — Она замолчала, и когда снова заговорила, ее голос был совершенно серьезен. В нем было столько доброты и любви, что Беверли чуть не расплакалась.

— Слава Богу, ты наконец-то решилась, Бев. Слава Богу.

— Ты посчитаешь, что я сошла с ума. Но это я во всем виновата, в основном...

Кэй ударила кулаком по полированному столику красного дерева. Раздался звук, похожий на выстрел из малокалиберного пистолета. Бев подпрыгнула.

— Не смей так говорить, — сказала Кэй. Ее щеки горели, карие глаза сверкали от негодования. — Сколько лет мы с тобой дружим? Девять? Десять? Если ты еще раз скажешь, что ты во всем виновата, меня стошнит. Поняла? Меня сейчас чуть не стошнило, мать твою. Ты сейчас не виновата ни в чем, и раньше не была виновата, и не будешь виновата никогда. Неужели ты не понимаешь, что почти все твои друзья знали, что рано или поздно он тебя покалечит, может быть, убьет?

Беверли смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— И твоя самая большая вина в том, что ты продолжала жить с ним и дала случиться тому, что случилось. Но теперь ты ушла от него. Благодари Бога, что он защитил тебя. И ты сидишь здесь, с поломанными ногтями, порезанной ногой, со следами от ремня на спине, и говоришь мне, что ты во всем виновата?!