Кому долго не давали шоколада, тот сразу услышит его запах, стоит только обжоре открыть рот.
Даже дрожь красноречива, однако она не может заменить звуки речи.
Кому долго не давали шоколада, тот сразу услышит его запах, стоит только обжоре открыть рот.
Это так увлекательно: прощупывать голос сначала по телефону, наделять его телом, а потом, встречаясь с его носителем, проверять, насколько фантазия соотносится с действительностью.
Так мрак тонет во мраке: черное поглощается черным, чернотой, не имеющей ничего общего с миром дня и ночи, где чувствуешь себя в безопасности. Мрак не огражден от яркого света — свет для него просто не существует. В этом мраке пропадает само представление о свете.
Взрослые думают, что их самих и придуманную ими ложь не раскусить, хотя, если честно, не раскусить только, по какому принципу взрослые решают, о чем сказать правду, а о чем солгать.
Не хочу видеть, что будет, когда Маяка узнает, что её шоколад украли. Не люблю ужастики.
(Не хочу видеть, что будет, когда Маяка узнает, что её шоколад украли. Я не живодёр.)
Зима пробуждает аппетит. Пока на улицах лежит снег, шоколадное пирожное — лучшее лекарство.
— Знаешь, на прошлой неделе я прочёл в одном очень важном медицинском журнале, что некоторые дети страдают аллергией на шоколад. У них свербит в носу.
— Может у меня нет аллергии, и я могу съесть кусочек?
— Неужели? Но зачем рисковать? Хе-хе-хе.