Елена Котова. Третье яблоко Ньютона

Другие цитаты по теме

Как она себе все представляет? Сидит в тюрьме, он ездит к ней на свидания, носит передачи, а весь мир перемывает им кости? Это почище Кафки... Ни о ком, кроме себя, не думает.

— Если не начнёте говорить, то проведёте в тюрьме всю оставшуюся жизнь!

— На всю оставшуюся жизнь? Это ещё как понять? С моей паршивой печенью, высоким холестерином и гнилой простатой? Никак не больше трёх месяцев. Спасибо, развеселил!

Тюрьма — место наказаний и воздаяний. Поэт уверяет нас, что «каменные стены еще не делают тюрьмы», но сочетание каменных стен, политических назначенцев и моралистов-нравоучителей – отнюдь не домик-пряник.

— А Вас, выходит, выпустили?

— А Вы догадливый, Карл Модестович.

— Жаль, что Вы не за решеткой.

— Крайне огорчен, что приходиться Вас расстраивать.

Англия подожгла мир и воспаленные умы всех имевшихся в этом мире нищих, отрицающих все то, чего у них самих быть не могло, – собственность, богатство, корни, брак. А для пущей веры в святость затеянного пожара – в лучших и умом непостижимых британских традициях – не пожалела для его растопки своей собственной аристократии.

Коммунисты величайшие волшебники. Они любую страну способны превратить в цирк, тюрьму или кладбище.

Вы знаете, я абсолютно согласен с нынешним российским руководством в том, что вор должен сидеть. У нас есть разногласия в том, где именно должен сидеть вор, но согласитесь, что это частная дискуссия... там — тюрьма, правительство, какая разница.

Профессия криминального адвоката манила жаждой побед и эстетикой процесса познания, холодного и эмоционально отстраненного от познаваемого объекта. Та же игра ума, что и в математике, только вместо цифр — людские судьбы.

Как она сказала тогда? «Это Москва, Мэтт... город чудес в стране чудес...» А Санкт-Петербург, имперский город, так не похож на Москву. Там была пряничная разноцветная иконопись, пропитанная ароматом ладана, разукрашенная золотом, — какая-то туземная архитектура! Там — магия врубелевского демона в Третьяковке, висячих садов декадентского ресторана посреди грязных улиц, чудовищного даже для стойкого британца мороза, скрипящего снега. Тут – прохладная, влажная и свежая весна, строгие как Верховный суд, классические здания, ажурные мосты. Красота этого города настолько изощрена, что кажется и строгой, и порочной одновременно. Тут люди изнемогают рассудком от полуночного света.

В комнате сидела растрепанная женщина под пятьдесят со скорбным выражением лица. Мэтью видел такое выражение по шесть раз в году все последние двадцать лет. Женщина пила чай, а свой скарб разложила по всему офису. Типично русская тетка, что толпами ходят с кошелками по «Хэрродсу»: Мэтью отметил, что сумка, как водится у русских, Louis Vuitton, а на неряшливо брошенном на стул пальто с вывернутым наизнанку рукавом нашит лейбл Dolce&Gabbana. Удивительное дело, насколько русские любят покупать все одинаковое, платят totally insane money только за брэнды и в результате все ходят, как в униформе, — за километр видно, что русские.