— Это не твоё дело — злиться на бабушку.
— Но что я могу поделать, если всё равно злюсь. Как можно быть такой чокнутой? И почему мне никто не рассказывал, как всё было на самом деле? И почему теперь, когда я всё знаю, я всё равно так безумно по ней скучаю?!
Потеряв близкого, мы вдруг принимаемся тосковать по каким-то вздорным пустякам. По её улыбке. По тому, как она ворочалась по все. По её просьбам — перекрасить ради неё стены.
Право внуков — знать, что есть человек, который всегда на твоей стороне. Независимо от обстоятельств. Даже если ты ошибаешься. Особенно если ты ошибаешься.
Бабушка — это одновременно щит и меч, это совсем особенный вид любви, недоступный ни одной светлой голове.
Вообще-то она сама виновата. Сама пошла за него. И теперь по ночам, когда никто больше не сопит, уткнувшись носом ему в шею, он просто не знает, как быть. Вот и всё.
Ты потерял жену, а теперь и брата. Я думала, это тебя изменит, но похоже, я ошиблась. Тебя ничто не изменит.
... он объяснил, что у него на родине словом «содад»* называют тоску о том, кого нет рядом. О том, кто умер или где-то далеко. Это слово нельзя перевести на другой язык. Оно выражает особое состояние души, которое трудно описать, легкую, неуловимую грусть, которая пронизывает всю твою жизнь.
Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.
Я буду любить тебя, даже если
даже если
тебя
нет.
Cлайд с цитатой