Романы Достоевского изобилуют карикатурными образами. Правда, большинство повергнет в уныние и дьявола.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Божественное вмешательство. Если ты считаешь сатану Богом.
Романы Достоевского изобилуют карикатурными образами. Правда, большинство повергнет в уныние и дьявола.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Божественное вмешательство. Если ты считаешь сатану Богом.
— Хм...
— В чём дело?
— Мне просто было интересно, как это тебе удаётся зачёсывать волосы так, что рога не видны?
Уолл-стрит — олицетворение греховности, могущее послужить любому из дьяволов в качестве эталона. Неудачливый воришка верит в то, что Уолл-стрит – просто большой воровской притон, и это заменяет ему упование на небесные силы.
Трагизм нашего положения в том, что, пока мы то ли по молодости, то ли по недостатку воспитания еще не смогли обрести совесть, нас уже обвиняют в бессовестности.
Комизм нашего положения в том, что, после того как то ли по молодости, то ли по недостатку воспитания нас обвинили в бессовестности, мы наконец обретаем совесть.
Покинув тайком королевский замок, Сиддхартха целых шесть лет вёл аскетическую жизнь. Он вёл её в течение шести лет, искупая невиданную роскошь, в которой жил в королевском замке. Сыну же плотника из Назарета хватило и сорокадневного поста.
Греховную плоть нельзя усмирить. Её можно только отрезать. Ну, или, скажем, вырезать. Святым ножиком выступает старая добрая молитва…
— Моя жена вызывала Сатану!
— Мне скучно, уходите!
— Я не вызывала Сатану.
— А зря, хороший альтернативный вариант.
Забавно, но написать плохой роман так же трудно, как написать хороший, — тот же каторжный труд, та же жуть, великое множество катастроф.