Диана Гэблдон. Чужестранка

Я боролась с этим вот уже некоторое время. Еще до нашей комической свадьбы я уяснила себе, что он меня привлекает. Такое случалось со мной и прежде, как это случается практически с каждым из нас. Внезапно возникшая чувствительность к присутствию, к появлению какого-то мужчины — или женщины. Следишь за ним глазами, устраиваешь «неумышленные» встречи, наблюдаешь за тем, как он занимается своим делом, и при этом испытываешь особые ощущения, глядя на движущиеся под рубашкой плечи, на выступающие косточки запястья или на то место под подбородком, откуда начинает расти борода.

Другие цитаты по теме

Люди — это стадные животные в силу необходимости. Они ими стали еще в пещерные времена, когда — безволосые, слабые и беззащитные, чьим оружием была лишь хитрость, — выжили благодаря тому, что объединились в группы; они поняли: защита — в многочисленности. Это понимание вошло в плоть и кровь, именно оно неосознанно управляет толпой. В течение несчитанных, неисчислимых тысячелетий выход из стаи, противопоставление ей себя означало смерть для того, кто решался на такой шаг. Противостояние толпе требует не просто личного мужества, оно требует преодоления извечного инстинкта.

— А вы не возражали бы, если бы я осмотрела вашу спину?

— Нет, не возражал бы, — он даже как будто немного удивился и несколько секунд молчал, обдумывая это. — Наверное, потому, что вы как-то умеете дать понять... короче, вы сочувствуете мне, но не жалеете меня, и я это понимаю.

«Под моей защитой...» То была не просто фраза — стоило посмотреть на Джейми, на твердый разворот его широких плеч, стоило вспомнить его диковатую грацию, когда он показывал мне при лунном свете приемы боя на мечах. он знал, что говорит. Совсем еще молодой, он имел право так говорить, и его рубцы подтверждали это право. Он был не старше многих летчиков и пехотинцев, за которыми мне пришлось ухаживать в госпитале, и так же, как они, он знал цену ответственности. Он давал мне не романтический обет, а твердое обещание защищать мою безопасность ценой своей собственной.

— Стало быть, верно говорила когда-то моя мать, что придет час — и выберет меня милая девушка.

Он протянул руку и помог мне встать, потом продолжил:

— Я ей отвечал тогда, что выбирать — дело мужчины.

— А она что? — спросила я.

— Она делала круглые глаза и говорила: «Сам все узнаешь, мой маленький красивый петушок, все узнаешь сам». — Он снова засмеялся. — Вот я и узнал.

— Откуда вы узнали... — начала я, но Алек насмешливо фыркнул.

— У меня только один глаз, барышня, но это не значит, что я слепой.

— Это одна причина. А есть другие, о которых ты мог бы мне сказать?

Он принялся внимательно изучать свой бокал.

— Вероятно, просто потому, что хочу спать с тобой, — он быстро взглянул на меня. — Ты думала об этом?

Если он хотел смутить меня, то вполне преуспел, но я решила этого не показывать.

— Это правда? — смело спросила я?

— Если быть честным, то да, правда, — ответил он, и голубые глаза прямо посмотрели на меня поверх бокала.

— Для этого вовсе не обязательно было жениться на мне, — возразила я.

Джейми был по-настоящему шокирован таким заявлением.

— Неужели ты думаешь, что я стал бы это делать, не предложив тебе выйти за меня замуж?

— Многих мужчин это не смутило бы, — сказала я, забавляясь его наивностью.

В явном затруднении он забормотал что-то невнятное, но тут же собрался и заявил с полным достоинством:

— Может быть, я чересчур самоуверен, говоря так, но я предпочитаю думать, что я не «многие мужчины», и не считаю необходимым вести себя в соответствии с наиболее низким общественным знаменателем.

Я была тронута его словами и поспешила заверить, что нахожу его поведение в высшей степени порядочным и джентльменским, и прошу извинить меня за неумышленные сомнения по поводу его мотивов.

Увлечение… Оно так обычно между медсестрой и врачом или медсестрой и пациентом, вообще между людьми в случайно возникшем на более или менее длительное время сообществе.

Нередко это приводит к коротким, бурным романам. Если все идет удачно, роман ярко полыхает в течение нескольких месяцев — и сходит на нет. А если нет… ну, тогда беременность, развод, а то и вовсе нелепый случай вроде венерического заболевания. Опасная это штука — увлечение.

В школьные годы я, как и все дети, читала Диккенса. И более ранних писателей, разумеется, тоже; помнила описания не знающего жалости правосудия старых времен, суровые приговоры тем, кто преступил закон – приговоры, не учитывавшие ни возраста, ни обстоятельств. Но читать с уютной дистанции в сто или двести лет о том, как вешали или калечили детей — это совсем не то, что толочь травку в ступке, в то время как несколькими футами ниже происходит нечто подобное в реальной действительности.

— Я знаю, Клэр, что есть вещи, о которых ты не хочешь говорить мне. Скорее даже не можешь говорить о них.

«Знал бы ты, насколько ты прав», — подумала я.

— Я никогда не стану принуждать тебя или настаивать на том, чтобы узнать о вещах, касающихся только тебя, — серьезно сказал он, посмотрел на свои руки и сжал ладони. — Есть вещи, которые я не могу рассказать тебе, по крайней мере пока. И не прошу тебя о том, чего ты не можешь мне дать. Прошу лишь об одном: пусть будет правдой то, что ты найдешь нужным сказать мне. И я обещаю тебе то же самое. Между нами сейчас ничего нет — кроме уважения, вероятно. И я думаю, что уважение дает место тайне, но не лжи. Ты согласна?

— Да, я согласна. Обещаю быть честной.

— Я не делаю пустых угроз, англичаночка, — сказал он, подняв одну бровь, — и не даю ничего не стоящих обещаний.