Воображение — вещь хорошая, но видеть как человека хлещут по голой спине, — это совсем другое. Скверная штука, рассчитанная на то, чтобы сломить человека, да часто оно так и бывает.
— Вы и в самом деле видели это?
— О да! и скажу я вам, барышня, видеть, как мужчин порют плетьми — зрелище не из приятных. Мне, к счастью, не довелось испытать такое самому, но думаю, что ожидать своей очереди тоже не сладко. Наблюдать, как хлещут плетьми кого-то, в ожидании того же для себя... не приведи боже!
— Вы хорошо знаете капитана? — неожиданно спросил он.
— Хуже, чем вы, — ответила я. — Я видела его до этого всего один раз, да и то случайно. мы не пришлись друг другу по вкусу.
К моему удивлению, суровое лицо Дугала смягчилось.
— Не могу сказать, что и мне он сильно по душе, — сказал он.
Побарабанил пальцами о край каменной ограды водоема, о чем-то размышляя, и повернулся ко мне.
— А кое-кто о нем весьма высокого мнения. Дескать, храбрый солдат и прекрасный воин.
Я подняла брови.
— Поскольку я не генерал английской армии, на меня эти качества не производят впечатления.
— Вы знали, что это сделал Рэндолл. Джейми вам об этом рассказывал?
— Немного.
— Значит, он хорошо к вам относится, — раздумчиво проговорил Дугал. — Обычно он никому об этом не говорит.
— Даже представить себе не могу, почему бы это? — съязвила я.
Ежели ты командуешь мужчинами, опирайся на твердые правила. Либо завоюй их уважение — если сумеешь. Либо запугай их.
В школьные годы я, как и все дети, читала Диккенса. И более ранних писателей, разумеется, тоже; помнила описания не знающего жалости правосудия старых времен, суровые приговоры тем, кто преступил закон – приговоры, не учитывавшие ни возраста, ни обстоятельств. Но читать с уютной дистанции в сто или двести лет о том, как вешали или калечили детей — это совсем не то, что толочь травку в ступке, в то время как несколькими футами ниже происходит нечто подобное в реальной действительности.
Храбрость в сражении не является чем-то выдающимся для шотландца, вы это знаете, но победить страх, когда ты в спокойном, обычном состоянии — редкое свойство.
Как и многие люди, я с ужасом слушала рассказы и сообщения, доходившие из послевоенной Германии — о депортациях и массовых убийствах, о концентрационных лагерях и крематориях. И так же, как многие другие делали это и будут делать еще долгие годы, я спрашивала себя: «Как могли люди допустить такое? Они должны были знать, они видели эшелоны, видели заборы, видели дым. Как они могли оставаться в стороне и ничего не делать?» Но теперь я поняла.
Понимаете, барышня, очень легко быть храбрым, когда сидишь в таверне за кружкой эля. Куда труднее приходится, ежели торчишь на карачках в мерзлом поле, а мушкетные пули свистят у тебя над головой и колючий вереск царапает задницу. Но еще труднее стоять лицом к лицу с твоим врагом, когда кровь твоя льется тебе на ноги.
— А вы не возражали бы, если бы я осмотрела вашу спину?
— Нет, не возражал бы, — он даже как будто немного удивился и несколько секунд молчал, обдумывая это. — Наверное, потому, что вы как-то умеете дать понять... короче, вы сочувствуете мне, но не жалеете меня, и я это понимаю.
Он продолжал все тем же речитативом перечислять животных и растения с Островов, а я сидела, слушала его декламацию и думала о том, как все это странно: вот сижу на камне у шотландского водоема, внимаю гэльской любовной песне, а на коленях у меня лежит большая мертвая рыба. А самое странное то, что все это доставляет мне неподдельную радость.
Cлайд с цитатой