Айрис Мёрдок. Генри и Катон

Другие цитаты по теме

Люди не могут помочь друг другу, они не могут даже понять друг друга, самая невероятная любовь не способна никого изменить или спасти.

Супружество — очень страшная вещь. Человеческая душа не предназначена для постоянного соприкосновения с душой другого человека, из такой насильственной близости нередко родится бесконечное одиночество, терпеть которое предписано правилами игры.

В тяготах открываются вечные истины, но лишь на мгновение, потому что человек очень быстро приходит в себя и забывает то, что ему открылось.

Мы были... нет, стертым словом «влюблены» это не выразишь. Мы любили друг друга, жили друг в друге и друг другом. Мы были друг другом.

Это литература, детка. Все уже было. Все уже повторилось по кругу сотни раз. А значит, каждый следующий шаг будет попыткой извлечения нового опыта из шкуры старой жизни до полного распада внутреннего человека. Лестница настолько привлекательная, что по ней нельзя не идти. Лестница вниз, если смотреть глазами общества, но в ее конце ты сам видишь черное небо в разноцветных замысловатых пятнах галактик. Ты идешь в космос пешком, шлепая пятками по асфальту. Новая жизнь, новая смерть, новая боль, новый экстаз. С каждым разом все сильнее и сильнее, пока не начнет сводить лицо, пока руки не станут рассыпаться ядовитым порошком. А ты смеешься, насвистывая мелодию «как прекрасен этот мир, посмотри», и смотришь все дальше и дальше, безбожно насилуя собственное зрение. Благоразумнее было бы остановиться, благоразумнее было бы замотать себя в капельницы покоя до полного восстановления, но на каждое оглушительно брошенное в спину «остановись, ты же убиваешь себя!», ты неизменно отвечаешь усмешкой потрескавшихся губ «детка, уймись, так надо».

Насколько избирательно чувство вины. Мы помним и сожалеем только о тех проступках, которые бедственно отразились на нашей жизни. Люди, походу сбитые нами с ног, быстро забываются. Хотя их раны не менее глубоки.

Женщины воображают, что красота — это наибольшее приближение к некой гармоничной норме. Они не делают себя неразличимо похожими только потому, что у них нет на это времени, денег и технических возможностей.

... Чем ты старше, тем важней для тебя, что кого-то знаешь «всю жизнь».

Может быть, это вдавленные в асфальт окурки, переполненные мусорки во дворах, облезлые неуютные больницы и школы, нелепые детские площадки со сломанными качелями и пьяными людьми на скамейках, яркие витрины, отражающиеся в грязных лужах, незаметное и безграничное давление сотен, тысяч блеклых стен вокруг меня заставляют видеть этот город таким. А может быть, я просто заразился ангедонией у какого-то бездомного хромого пса с воспаленными мутными глазами, но смотрю вокруг задушено, черно. И сквозь беспрерывное смеркание рассудка никак не могу разглядеть что-то, что заставит расправить плечи, вздохнуть и просто жить дальше. Единственное, чего хочется — это идти. Просто идти, не куда-то, а прочь. Идти до тех пор, пока хватает сил. Идти вперед и найти там, впереди, что-то для себя.