Для людей (For the People)

Это поле битвы. С одной стороны — Федеральная прокуратура США, с другой — Федеральная публичная защита. Вы в числе лучших первоклассных юристов нашей страны. Вы влюблены в своё дело и преданы ему. Вы талантливы и поразительно трудолюбивы. Вы ведёте наиболее сложные и неординарные процессы в самом престижном, самом известном суде первой инстанции в нашей стране. Вы поборники справедливости и достойные оппоненты. Вы защитники. Вы правосудие.

Другие цитаты по теме

Реальность — ничто, хотя доказательная сила интерпретации, конечно, зависит от твердости фактов. Но гораздо больше она зависит от правильной концепции. Она создает для фактов контекст, в котором те оцениваются. Схватка обвинения и защиты — всегда схватка двух концепций, положенных на чаши весов Фемиды. Концепции оцениваются восприятием Фемиды, чувственными ощущениями женщины с завязанными глазами.

Зачем нам врут:

«Народный суд»! -

Народу я не видел, -

Судье простор,

И прокурор

Тотчас меня обидел.

По Таймс-сквер не ездят автомобили, Бруклин застроен высотными зданиями, чернокожих в Гарлеме сегодня меньшинство. В Манхэттене преступность на рекордно низком уровне. Но никто, похоже, не задаёт себе вопроса, который следует задать по дороге с мюзикла на Бродвее в дорогой ресторан: «Какой ценой?». С места судьи, заслушивая дела, похожие на ваши, я цену вижу. Она заглядывает мне в глаза. Цена высока. Она разбивает жизни, разлучает семьи, разрушает будущее — она неумолима. Признать такое не легко, мистер Пуэнте, но цена — это вы. Это Джулиан Барли. Мы губим целое поколение нью-йоркцев. Но это происходит в стране повсеместно. Мелкие, ненасильственные преступления, влекущие за собой непомерно большие сроки. А я — часть проблемы. Я не высказывался против этих приговоров. Я подвёл вас, подвёл Джулиана Барли, подвёл тысячи недостаточно представленных людей. Не выполнил своего долга нью-йоркца, чернокожего американца, отца. Не оградил тех, кто похож на меня, кто живёт со мной рядом от законов, предусмотренных не для реабилитации, но для уничтожения. В данной ситуации, я ничего не могу поделать. Мне не осталось выбора, кроме как приговорить вас к десяти годам в федеральной тюрьме.

— В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только двадцатым числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его принципы. Он кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать.

— Да неужели существуют законы, по которым можно сослать человека за то, что он вместе с другими читает Евангелие?

— Не только сослать в места не столь отдаленные, но в каторгу, если только будет доказано, что, читая Евангелие, они позволили себе толковать его другим не так, как велено, и потому осуждали церковное толкование. Хула на православную веру при народе и по статье сто девяносто шестой — ссылка на поселение.

— Да не может быть.

— Я вам говорю. Я всегда говорю господам судейским, — продолжал адвокат, — что не могу без благодарности видеть их, потому что если я не в тюрьме, и вы тоже, и мы все, то только благодаря их доброте. А подвести каждого из нас к лишению особенных прав и местам не столь отдаленным — самое легкое дело.

Зачем нам врут:

«Народный суд»! -

Народу я не видел, -

Судье простор,

И прокурор

Тотчас меня обидел.

— Мне кажется, что напрасно призывать Святую церковь для суда над обычной проституткой? Это дело нашей республики, верно?

— Я передаю эту женщину Венеции, которая её достойна.

Зашел как-то в дом Правосудия, его дети играли в жмурки.

— Ты пытался достигнуть моего положения, не развиваясь, а лишь используя чужую мощь. Ты не достиг бы этого, даже избавься от семи смертных грехов человека.

— Кто ты? Почему встал у меня на пути? Отвечай!

— Иногда меня называют Миром, иногда Вселенной, иногда Богом, иногда Истиной. Я это Всё! И Я это Они! А ещё я это ты, Истина воздаёт должным отчаянием за гордыню. Ты понесёшь заслуженное наказание за свою гордыню, пришёл твой черёд. Это и есть Суд Истины.

— Я не хочу возвращаться туда! Нет! Умоляю! Только не снова в эти цепи...

— Удел тщеславных — отчаяние. Это конец, к которому ты всегда стремился.

Легко не красть. Тем более – не убивать. Легко не вожделеть жены своего ближнего. Куда труднее – не судить. Может быть, это и есть самое трудное в христианстве. Именно потому, что греховность тут неощутима. Подумаешь – не суди! А между тем, «не суди» – это целая философия.

— У тебя суд завтра вечером...

— Как раз хотел тебя пригласить. Есть два билета на первый ряд... Можешь взять Даню...

— Даня мне предложение сделал.

— Надо брать, такой парень...