Мне будто сам Дьявол шепнул : «Оставь на потом
слезливые драмы, сейчас греши и не кайся»...
Мне будто сам Дьявол шепнул : «Оставь на потом
слезливые драмы, сейчас греши и не кайся»...
А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая,
Как будто ничего еще не решено,
Как будто жизнь прожив и все-таки не зная,
Что истина, что нет, что свято, что грешно.
И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытье.
И для меня теперь так истинно, так свято
Чуть слышное в ночи дыхание твое.
Я совершил тягчайший из грехов,
Я не был счастлив. Нет мне оправданья.
Извёл я годы, полные страданья,
На поиски несбыточных стихов.
Не говорите: «То былое,
То старина, то грех отцов,
А наше племя молодое
Не знает старых тех грехов».
Нет, этот грех — он вечно с вами,
Он в вас, он в жилах и крови,
Он сросся с вашими сердцами -
Сердцами, мёртвыми к любви.
Молитесь, кайтесь, к небу длани!
За все грехи былых времён,
За ваши каинские брани
Ещё с младенческих пелён;
За слёзы страшной той годины,
Когда, враждой упоены,
Вы звали чуждые дружины
На гибель Русской стороны...
Я был слаб. Вот почему я нуждался в тебе... Нуждался в ком-то, кто накажет меня за грехи...
Нам заведомо так скучно было жить.
Соблазна нет, увы, но мы с улыбкой рады согрешить.
Мы все пусты — не виноват ни дом, ни этот город;
Просто в нас самих давно уж нету ничего святого.
Твердь, твердь за вихры зыбим,
Святость хлещем свистящей нагайкой
И хилое тело Христа на дыбе
Вздыбливаем в Чрезвычайке.
Что же, что же, прощай нам, грешным,
Спасай, как на Голгофе разбойника,—
Кровь Твою, кровь бешено
Выплескиваем, как воду из рукомойника.
Кричу: «Мария, Мария, кого вынашивала! —
Пыль бы у ног твоих целовал за аборт!..»
Зато теперь: на распеленутой земле нашей
Только Я — человек горд.
И где-то между Содомом и Гоморрой
всё-таки было, наверно, немножко любви...
Но люди ограждают друг друга заборами,
и хотят то хлеба и зрелищь, то вовсе войны...
Мы часто, в трудные для нас времена, можем разгневать Его. Мы говорим себе, что это ради чьего-то блага. Или попросту думаем: «Пускай. Разок можно согрешить»... Человеческое корыстолюбие должно сдерживаться Им свыше. Я нарушил священный обет идеала только хуже тем, что прячусь здесь. Для меня уже не осталось никакой надежды...