Не стоит бояться смерти, она не самое ужасное, что суждено почувствовать, есть вещи гораздо хуже и страшнее, и все они связаны с жизнью.
Do you know what's worth fighting for,
When it's not worth dying for?
Does it take your breath away
And you feel yourself suffocating?
Does the pain weigh out the pride?
And you look for a place to hide?
Did someone break your heart inside?
You're in ruins
Долгое время я... не чувствовал боли... Потому что был... мёртвым. Так было нужно, потому что... мертвец неуязвим. Я так думал. Я привык быть мёртвым. Мне не нужно было бояться за свою жизнь, думать о том, что я буду есть завтра, не схватят ли меня... Что бы ни случилось — я могу перестать двигаться, говорить, сражаться, но мертвее, чем я есть, уже не стану... Это и в самом деле страшно, госпожа Соловушка, но быть живым было ещё страшнее... Но вот случилось что-то, и я понял, что обманывал себя. Что я — живой, что я должен чувствовать боль, иначе я... Я стану хуже волколака. Мёртвые должны лежать в земле, а живые должны ходить по земле и чувствовать боль. Если ты возьмёшь её у меня, я боюсь, что опять не буду знать, живой я или мёртвый.
... всякая боль труслива, она отступает перед могучим зовом жизни, чья власть над нашей плотью сильнее, чем над духом — все обольщения смерти.
Я нестерпимо, до ожогов души — живу. И вижу высшее проявление бытия в великом контрасте. В единении уродства и красоты, любви и боли, зла и добра, жизни и смерти, рождения и энтропии, тьмы и света, экстаза и агонии. В их слипшемся единстве, в их отчаянном соитии до исступления, до самоотдачи, до самозабвения. Каждую секунду я чувствую беспредельную боль и безграничное счастье. Пик бездны. А человек... Я хочу, чтобы он видел то, что вижу я. Я хочу, чтобы он чувствовал мои злые дары. Я хочу, чтобы все было — здесь и сейчас. Я хочу, вожделею, алчу, жаждую. Это, черт побери, просто сексуально. Ты видел, как бесконечно прекрасно, невыносимо жадно смерть целует жизнь? Как тесно обвивают зачатки распада любое созидание? И здесь твоя гениальность становится моим безумием. Но так и должно быть, отец, по образу и подобию. Так и должно быть.
— Не бойся, детка, живые не могут причинить нам боль.
— А мы им?
— Они и сами с этим прекрасно справляются...
Every father every mother knows the meaning,
Human treasure that our leaders do forget,
And the bullets fly in the face of common reason,
And the pain we give is the legacy in the end we get.
Смерти он не боялся, с едкой горечью высмеивал любой образ жизни, но, умирая, жадно любил жизнь, каждую кроху бытия. Он был одержим безумным желанием жить, ощущать трепет жизни, «все испытать на краткий миг, пока и я – пылинка в звездном вихре бытия», как выразился он однажды. Он рисковал пробовать наркотики, шел и на другие странные опыты в погоне за новой встряской, за неизведанными ощущениями.
Люди боятся смерти намного больше, чем боли. Это странно, что они боятся смерти. Жизнь приносит намного больше боли, чем смерть. После смерти же уже не больно.
Девять сыновей родились у Квеллона Грейджоя, но только четверо дожили до взрослого возраста. Такова воля этого холодного мира, в котором мужчины ловят рыбу, копают землю и умирают, пока женщины рожают им недолго живущих сыновей на ложе крови и боли.
Cлайд с цитатой