Франц Вертфоллен. Сцены семейной жизни

Другие цитаты по теме

НОРА: Так я даже переживала, что ничего... то есть... ну что, ничего и не происходит.

ФРАНЦ: Я вас за руку просто брал, вы гусиной кожей покрывались. Вы себя после ужина тогда видели? «Спокойной ночи, Но...» «Спокойной!» Тыщ! Вы буквально мне перед носом дверь захлопнули.

НОРА: Конечно. Я же волно... Франц, у меня не было столь разнообразной

интимной жизни до вас. У меня её вообще не было, если вы не заметили.

ФРАНЦ: Ну, вы переживали зря. Сдерживаться было непросто.

Что такое удавшаяся игра? Та, где ты выиграл? Та, где ты был хорош? Нет. Можно победить в тысячи шахматных, каких угодно турнирах и не почувствовать ничего. Ту игру дети запоминают, где вдруг – неважно через что – шахматы, догонялки, они смогли с кем-то обменяться теплом. Даже если для этого нужно сбиваться в стайки и ненавидеть соседнее сочленение людей. В детстве играют в бандитов и полицаев, потом в партизанов и СС. Или в биржу. Или в продажи. Но во что бы мы все ни играли, гол-то – не стать богаче, не переловить всех партизанов, не еще что-либо… гол – это отдать немного тепла.

Когда вы подошли ко мне на свадьбе, у меня было ощущение, что я падаю. Что я лечу в какую-то нору, или черную дыру, которой не будет дна. И всё так странно. Такое зазеркалье. Всё так страньше и страньше. И радостнее. Всё – свежо. Но страшно. С вами с первых секунд было страшно. До мурашек. Вот с вами я волновалась. После Альбертины, на следующий день мы поехали смотреть римские развалины, помните? Ты сказал, заедешь с утра, но не сказал во сколько. Я встала собираться в шесть. Я в жизни не пробовала столько причесок. И это так глупо! Это же развалины, я только выходя, поняла уже, что все равно буду в шляпе. Какой ты был красивый! Когда ты так прямо вбежал на стену, чуть покачнулся из-за поехавшего кирпича, и такой тоненький, легкий, твердый. Прямо скульптура. Древнеримское божество. Вакх. И это так страшно. Я помню, у меня было такое – «ах»! И взрыв… притяжения. И ужас. Не знаю, почему ужас. Просто. Как ты улыбаешься! Как ты улыбался тогда! Я так боялась тебе наскучить. Помню, я думала – я самое скучное существо на Земле. До того дня я никогда не задумывалась – скучна я, нет. А в твоем кабриолете, я думала: боже мой! Я же совсем не остроумна. Он скучает со мной!

Лили, я так вам завидую, что вы настолько смелее меня. Я думала, это дар – мочь так легко двигаться перед толпой, так уверенно себя чувствовать. Я думала, это всё из-за красоты. Но нет. Красота – это когда ты… когда ты не о себе. Когда ты не на себе повернут. Я замираю устрицей, перед толпой, потому что я вся повернута на себе – как выгляжу, как смотрюсь, как делаю, а ты – нет. Я видела, как ты танцевала с веерами. Ты просто рассыпала желание. Ты смотрела на Франца, ты восхищалась и рассыпала это желание дробью кастаньет, вспыхами вееров. Ты вообще не думала о себе. Но ты думала о нем. О том, чтоб ему было красиво. Ты делилась с ним восторгом, который он у тебя вызывал. А я именно что ***ская устрица, которая и завидует-то потому, что сама никогда бы такое не вытянула. Сама и Франца не видела бы так ярко, так полностью, потому что боюсь, что сама – уродка. И ведь уродка. Кроты красавцами не бывают.

Вот за что я люблю историю – нет такого короля, чья жизнь бы тебя чему-нибудь не научила. Так, в моменты усталости послушаешь про битву при Азенкуре, например, и отпускает. Или вот – Ода Нобунага. Чингис Хан. Чингис Хан как-то особенно, знаешь, он ведь взял титул Рамзеса, Кира и Дария – потрясатель вселенной. Фантастическая жизнь – ни одного поражения. Он больше, чем Цезарь – veni, vidi, vici. И ведь из какой дыры мира вылез. Знаешь, Герберт, для Рамзеса с хеттами дело было не в том, чтобы взять Кадеш, а в том, чтобы стать Рамзесом. Только мне больше бы – Чингис Хан, который и то, и другое, и третье, и все сразу. Замечательный человек – он не принимал полупобед, полумер, всё и сразу – и не «дай, Сульдэ», но «взял я, потому что Великий Хан, повелитель бурь, потрясатель вселенной».

Музыка может всё. Нет такой волны, на которую музыка не настроит – деньги, секс, любовь, войны, бог. Нет такого, о чем музыка не расскажет – хочешь узнать врага, слушай, как он поет. Хочешь привязать человека – знай, какие ноты делают его пьяным до мягкости пластилина.

Да, существо, танцуй со мной

как танцуют звезды

и самые первые хаотичные боги

Лавкрафта.

Что монстры для мелких и жалких,

и что прекрасны,

Господи, как прекрасны

в расплеске

вселенных твоих.

В рутине гораздо больше от подвига, чем в убийстве слона боевого, сотен слонов боевых.

Все слизни считают, что завтра, однажды, когда-нибудь, вот уж они ого-го-го. Однажды легко последнюю рубаху отдать, однажды никогда не настанет.

Простое правило

и никто не запомнит.

Ни у одной женщины нет такого жалкого эго, как у мужчин,

ни одна не бывает такой идиоткой.

Не важно, как вы выглядите, насколько вы гипотетически богаты, какой у вас смокинг, часы, туфли, портмоне, девочки всегда предпочтут щедрого.

Точка.

Человека делают красивым в их глазах не деньги, которые у него есть гипотетически, но деньги, которые он тратит на них.