Франц Вертфоллен. Сцены семейной жизни

Вот за что я люблю историю – нет такого короля, чья жизнь бы тебя чему-нибудь не научила. Так, в моменты усталости послушаешь про битву при Азенкуре, например, и отпускает. Или вот – Ода Нобунага. Чингис Хан. Чингис Хан как-то особенно, знаешь, он ведь взял титул Рамзеса, Кира и Дария – потрясатель вселенной. Фантастическая жизнь – ни одного поражения. Он больше, чем Цезарь – veni, vidi, vici. И ведь из какой дыры мира вылез. Знаешь, Герберт, для Рамзеса с хеттами дело было не в том, чтобы взять Кадеш, а в том, чтобы стать Рамзесом. Только мне больше бы – Чингис Хан, который и то, и другое, и третье, и все сразу. Замечательный человек – он не принимал полупобед, полумер, всё и сразу – и не «дай, Сульдэ», но «взял я, потому что Великий Хан, повелитель бурь, потрясатель вселенной».

Другие цитаты по теме

Да, существо, танцуй со мной

как танцуют звезды

и самые первые хаотичные боги

Лавкрафта.

Что монстры для мелких и жалких,

и что прекрасны,

Господи, как прекрасны

в расплеске

вселенных твоих.

Меня считают странной, подозрительной и ненормальной. Я же горжусь своими странностями и не пытаюсь соответствовать стандартам.

Музыка может всё. Нет такой волны, на которую музыка не настроит – деньги, секс, любовь, войны, бог. Нет такого, о чем музыка не расскажет – хочешь узнать врага, слушай, как он поет. Хочешь привязать человека – знай, какие ноты делают его пьяным до мягкости пластилина.

В рутине гораздо больше от подвига, чем в убийстве слона боевого, сотен слонов боевых.

Все слизни считают, что завтра, однажды, когда-нибудь, вот уж они ого-го-го. Однажды легко последнюю рубаху отдать, однажды никогда не настанет.

Кто забывает уроки истории, обречён на их повторение.

(Те, кто не помнит своей истории, обречены повторять её.)

Простое правило

и никто не запомнит.

Ни у одной женщины нет такого жалкого эго, как у мужчин,

ни одна не бывает такой идиоткой.

Не важно, как вы выглядите, насколько вы гипотетически богаты, какой у вас смокинг, часы, туфли, портмоне, девочки всегда предпочтут щедрого.

Точка.

Человека делают красивым в их глазах не деньги, которые у него есть гипотетически, но деньги, которые он тратит на них.

Избушки на курьих ножках, где в метель лепят вареники с картошкой и с творогом, вы и не знаете, Нора, что уют – это слово, придуманное в России.

Австрийские горные зимы с имбирным печеньем, лыжней, глинтвейном, это всё – сладко и сказочно, но уют – это баня, белая, добрая Баба Яга над тазиком вареников с творогом и метель, и негромкое, русо-пшенное славянское существо с узловатыми пальчиками, показывающее тебе фотографии с надписями на столбе – «столб», на валенке – «валенок», на картошке – «картоха».

Уют – это слово, изобретенное в русскую зиму русской бабой Ягой, ожидающей молодца с пневмонией, отпаивающей его коктейлями Молотова с солодкой, натирающей медвежьим жиром и поющей длинные, бесконечные песенки про коня.

НОРА: А зачем вы женились на идиотке?

ФРАНЦ: Я женился не на идиотке. Я женился на девушке с хорошим вкусом, явно умнее

среднего, пусть еще не совсем проснувшейся, говорившей мне на колокольне в Вероне, что

будь я германским рабом в Древнем Риме и закончи я головой на пике, ей бы и жить не надо было. А вот за кого выходили вы?

НОРА: Я не знаю.

ФРАНЦ: Вы всегда так легкомысленно подбираете мужей?