Это счастье, которое было отнято, разбито и зверски убито.
После он выкуривает сигарету, оставляя немного мне, чтобы докурить. Это ведь тоже своего рода доверие.
Это счастье, которое было отнято, разбито и зверски убито.
После он выкуривает сигарету, оставляя немного мне, чтобы докурить. Это ведь тоже своего рода доверие.
Надежда… Знаете, что сказал Дизель об этом? Он сказал так: чем становишься старше, тем меньше разочарований. Потому что отвыкаешь от надежд. Надежды, они больше юношей питают. Только природа не любит несправедливостей. Если она даст тебе счастье, она обязательно навязывает и принудительный ассортимент, уравновешивает счастье заботами. Сыплет их столько, чтоб чашки весов уровнялись. Сил нет... Приходится отказываться и от того, и от другого.
В его глазах я вижу растерянность былого и горестную печаль его одиночества, а может и симпатии, но не к моей личности, а к образу, который когда-то хотел быть с ним рядом.
Всем известно, что счастья нет и надо сильно постараться, чтобы быть счастливым вопреки
Рассыпался в руках копейками, в тех обескровленных, холодных, что ищут счастье под скамейками и раздевают по погоде.
Иногда что-то случается и мне перестают сниться и дом, и сосны вокруг дома моего детства. Тогда я начинаю тосковать. Я жду и не могу дождаться этого сна, в котором я опять увижу себя ребенком и снова почувствую себя счастливым оттого, что еще все впереди, еще все возможно…
Собачий век так короток, увы…
Цени любое общее мгновение,
Ведь это годы счастья, без сомнения,
И самое верной, трепетной любви.
Это словно твою же любовь повернули против тебя, и она вонзилась в сердце заточенным лезвием, разрезая каждый сосуд, каждую венку, орган, заставляя попёрхиваться кровью, и чувствовать эту боль не только душой, но и искромсанным телом.
И я молюсь, молюсь о той заре,
о том объятье — там, на пустыре,
о той дрожавшей на ветру косынке,
о мятой мальве, о дыханье трав,
о кратком счастье, что, со мной устав,
ушло навеки — вон по той тропинке.