В его глазах я вижу растерянность былого и горестную печаль его одиночества, а может и симпатии, но не к моей личности, а к образу, который когда-то хотел быть с ним рядом.
Они восхваляют его, как самого Богобоязненного, как чистейшего из всех королей, как одного из самых любящих мужчин, и как умнейшего из правителей, что когда-либо вступали на Французский престол, но только я знаю, что все это лишь пущенная в глаза пыль, и ничего больше.
Стыд. Смущение и безжалостный страх одолел меня изнутри, и чувствуя каждым кусочком своего тела, как начинает хрипеть голос, я начала осознавать, что слишком много на себя взяла, когда всего лишь нужно было прекратить витать в своих безобразных мечтах.
Только фотографии позволили мне узнать, как выглядит женщина, чьи руки я обязан целовать. В каждой ситуации, когда хочется крикнуть «Мама», я чувствую, как она гладит успокаивающе мои волосы. В такие моменты за спиной всегда появляется холодок. Так пока мама прижимается нежно щекой, отец крепко держит плечо, давая опору. Я никогда не знал, что такое полноценная семья, но папа всегда воспитывал во мне уважение к покойной матери, хотя я и сам был привязан к ней. Всегда. По сей день, на моем столе стоит единственное фото, где мы все вместе. Звучит сентиментально, но все-таки это так. На фотокарточке отец нежно обнимает мою маму, склонив лицо к ее виску, а руками обнимая меня в ее животе.
Тихий осенний вечер сам по себе уже веет грустью, а если у тебя на сердце есть рана, то этот вечер, как бутылка горькой настойки, не полезшей в твое горло.
Говорят, что боль это – нечто вроде наркотика. К ней привыкаешь, как к телесному наслаждению, и попробовав один раз, уже не сможешь жить без того самого грубого шлепка по заднице, без страстного, до синего засоса поцелуя в шею. В этой боли есть свой смак, своя изюминка. Кнут и пряник, который ты начинаешь ставить на чаши весов, как самое страшное наказание, что кнутом ударит по чувствительной коже, и как самое сладкое поощрение в виде того самого пряника, который ты ненавидишь всем своим сердцем, что покрыто шрамами совсем другой боли.
Душевная боль схожа с терпким виски. Ее невозможно пить чистой, ибо обжигаешься до самого основания, но, когда грубая ладонь сильно сжимает скулы и вливает в рот эти самые виски, то ты глотаешь ее смешивая внутри со слезами, и тогда получается размешанная боль. Ты можешь ее либо выдержать, либо проглотить и жить дальше, а можешь задушить ее путем собственного удушения, но только отчаянье и суицид твое самое главное табу, что ты не можешь разрушить. Это твое наказание. Боль твое наказание, как и поощрение, как и самая главная награда к которой ты стремишься, забывая считать минуты, секунды до взрыва.
Дешевый номер придорожного мотеля, куда стекаются дальнобойщики и разные бродяги стало нашим любимым местом, где можно придаваться той самой «грязной» страсти. Сегодня мы не будем любовниками, что желают до боли кусать кулаки, когда желание оседает на дне живота. Сегодня мы просто люди, что хотят секса. Это странное состояние, ибо после всего этого естественного акта я буду чувствовать себя недопитой. Как половинка сочного плода, что была выжита, но не до конца.
Это ужас в реальности несбывшейся мечты обычной девочки. Как русалочка обожглась своей любовью, так и я таю от пламени боли, превращаясь в морскую пену.
Может быть, они задавались вопросом о том, когда замужняя женщина ищет любви в чужих, мужских руках? Я могу с уверенностью сказать, что только безразличие супруга может подтолкнуть на такие гадкие похождения, как мои, да и приносят ли они мне удовольствия? Я не знаю. С одной стороны, мое тело способно успокоиться, но душа…что толку от страсти в постели, если она не касается души?
Cлайд с цитатой