Мысли. Они не дают мне покоя каждую ночь.
Позолоченный свет твоей слезы горел в ночи,
Обнимая меня, сказала ты: не уходи.
Зная, что нет моей вины,
Я прошептал тебе: прости,
Всё пройдёт, не грусти, не грусти.
Мысли. Они не дают мне покоя каждую ночь.
Позолоченный свет твоей слезы горел в ночи,
Обнимая меня, сказала ты: не уходи.
Зная, что нет моей вины,
Я прошептал тебе: прости,
Всё пройдёт, не грусти, не грусти.
Этот мир неправильно устроен, в нём столько боли. Я не могла выносить мысль о том, что делаю его хуже, мысль о том, что я не делаю его лучше.
Я здесь, в самой верхней нише северной стены кладбища. Сквозь щель в нишу забивается снег и лежит тут месяцами.
Я тоже, я тоже.
Мне стыдно смотреть в глаза людям. Вроде бы стыдиться и нечего, но я уже несколько дней не работаю, и от этого внутри какая-то пустота — мне не хватает пекарней, печей, друзей...
Своими песнями я не исправил этот мир;
Я ухожу, а он останется таким, как был.
Мои стихи не сдвинут горы — это просто след,
Просто надгробие над местом, где лежит поэт.
В его глазах я вижу растерянность былого и горестную печаль его одиночества, а может и симпатии, но не к моей личности, а к образу, который когда-то хотел быть с ним рядом.
Это не тайна для королевства, да и они не стесняются в своих выражениях называя меня шлюхой, но в конечном то итоге, перестаешь замечать все эти замечания простолюдинов. У них своя неудовлетворенная жизнь, что касается далеко не постели, а моя…она печальна до ужаса, и только касается это всего лишь любви.
Во мне теперь очень тихо и пусто — как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание мыслей.
Я не хочу, чтоб думала ты днём.
Пусть день перевернёт всё кверху дном,
окурит дымом и зальёт вином,
заставит думать о совсем ином.
О чём захочешь, можешь думать днём,
а ночью — только обо мне одном.