Илья Варламов

Образ крепкого хозяйственника сакрален для избирателя. Ну вот кто, по-вашему, может управлять городом? Или областью? Если человек не состоял в комсомоле, не работал на заводе, не врос корнями в родную землю, не стоптал башмаки на карьерной лестнице, разве можно его подпустить к такой ответственной должности? Вера в крепкого хозяйственника священна. И нет в мире ничего, что пошатнуло бы в народе эту веру. Город может лежать в руинах, как будто в нём были военные действия. В городе из-за распиздяйства властей, коррупции и халатности могут погибнуть десятки детей. Люди могут гробить своё здоровье на заводах, а условия жизни у них могут быть как в беднейших африканских странах. Но в нужный момент рука избирателя не дрогнет.

Другие цитаты по теме

Евро все еще трясет от того, что фрау Меркель так облажалась с выборами, и Германия полгода жила без правительства. Доллар падает потому что Трамп непредсказуем, не выстраивает государственную машину, и та работает через пень-колоду.

Именно в этот момент я внезапно с ужасающей очевидностью осознал, что государь — это не титул, не звание и даже не должность. Государь — это тягло. Тягло перед всей своей землей. И нести мне его не перенести. А еще я понял, что государя должны любить. Нет, не так: государя должны любить!!! Иначе грош ему цена. Нет, его могут ругать, на него могут временами злиться. Ибо ему нет необходимости регулярно, раз в четыре года, наводнять страну слащавой ложью и заискивать перед людьми, нарочно приведенными в состояние толпы, то есть электората, потому что-де выборы и надо пробиться в парламент или еще на какую выборную должностишку при власти. А потом успеть за четыре-восемь лет расплатиться с кредиторами, давшими ему денег на предвыборную кампанию, и заработать себе на достойную старость… А государю ничего этого не нужно. У него вся земля во владении. Причем принадлежать ему она может только вот так, вся, а не каким-то лакомым кусочком типа «Газпрома» или «Норникеля», который можно положить в карман за несколько лет нахождения на вершине власти и спокойно пользоваться все оставшееся время после того, как «исполнил свой демократический долг перед страной и народом». Вот так — все или ничего. Очень… бодрящая мотивация для лидера. Но она заставляет мыслить не в ритме предвыборных периодов, а минимум десятилетиями, а лучше веками. И потому людям вот сейчас конкретно, в этом году, может не понравиться то, что он делает, и они какое время будут ругаться и злиться. Но когда пройдет это время… Государя должны любить! Да, его должны любить даже тогда, когда его ругают и на него злятся! Это и есть его оценка. И она хлеще, чем любые выборы и рейтинги. Ибо тут уже не поиграешь с процентами, не установишь законодательные барьеры, не наймешь политологов и PR-менеджеров, чтобы ненадолго, на пару месяцев, поднять рейтинг, пока не пройдут очередные выборы. Его либо любят — либо нет. Но… как же страшно предать эту любовь. И дело не в том, что это плохо кончится, здесь — казнью, а там, в моем рафинированном и политкорректном будущем, просто неким конституционным переворотом. Дело не в этом… просто преданная любовь тут же обернется ненавистью. А ненависть миллионов уничтожит даже не тело. То, что произошло со мной, ясно доказывает, что тело — чушь, тело всего лишь сосуд, в который налито нечто, вполне способное существовать и в другом сосуде либо вообще без него. Нет, она уничтожит саму твою суть…

— Ага... Он специально поёт «выборá», потому что на слово «выборы» рифмы нет.

(Через некоторое время):

— Выборы, выборы,

Кандидаты — ***ы!

Буду ли я участвовать в следующих президентских выборах? Судя по всему, буду. Другое дело вы понимаете, что власть готовит какие-то изменения. И у меня такое впечатление, что в том числе наезд на совхоз и на меня связан именно с тем, что готовится что-то и я лицо, которое как-то может помешать этому, ну на самом деле спокойной жизни они лишились в 18-году. Они очень сильно нервничали, такие ресурсы были задействованы, чтобы рассказать людям про какие-то несуществующие миллиарды.

Кто пьет — лучше за меня не голосуйте, я с такими дружить не буду.

Американская политическая система, возможно, настолько сильно повреждена, что даже самый ошеломительный кризис уже не подтолкнет к попытке починить её.

— Я с самого начала говорил, что мы имеем дело с квази-выборами. Мы прекрасно с вами видим, что все центральные и электронные СМИ делают всё от них зависящее, чтобы минимизировать возможность для оппозиционных кандидатов донести свою точку зрения до общества. Я нисколько не удивлюсь, если вдруг встанет вопрос о возможном проигрыше партии власти, то будут применены и более жесткие меры. С тоталитарным или жестко авторитарным режимом, с которым мы сейчас имеем дело, весь вопрос состоит не в том даже, когда люди проголосуют за его смену, это происходит достаточно быстро, весь вопрос заключается в том, что и люди, и режим понимают, что он не уйдет без давления, а общество к давлению и связанным с этим проблемам для себя пока не готово. Поэтому это выборы без выборов и так мы с вами должны к ним относиться.

— Ну а к 2018 году, как вы полагаете, может что-то измениться?

— Нет, я думаю, что ситуация еще останется прежней. А вот между 2018 и 2024 годами режиму придется тяжко. И я не убежден, что интригу 2024 года будет создавать только Путин или даже и Путин.

Обычно считается, что сам Святой Дух просвещает нас, дабы мы сумели выбрать лучшего. На самом же деле чаще всего мы голосуем с таким расчетом, чтобы не прошел худший.

Я не голосую... Это так запутанно... Я захожу в кабинку, закрываю занавеску, считаю до десяти, затем выхожу, кричу «Демократия!» и бегу к своей машине.