Дым. Провода обрываются разом. С ног.
Все выгорает, плавится и искрит.
Я не дышу. И воем одной из строк,
Мир проливается криками от обид.
Дым. Провода обрываются разом. С ног.
Все выгорает, плавится и искрит.
Я не дышу. И воем одной из строк,
Мир проливается криками от обид.
Апрель, как и ныне, скуп на объятия, вроде
Босоногого ветра, поющего до утра.
По твоим рукавам, рубашкам и шее бродит
Он дождями, как осенняя выдержанность пера.
«Пошли мне долгу жизнь и многие года!»
Зевеса вот о чем и всюду и всегда
Привыкли мы молить — но сколькими бедами
Исполнен долгий век!
— Сударыня, кабак — сущность души русского человека. Наше государство. Наша идеология. Любовь, если хотите. Всё сливается в едином угаре, звоне стекла и упоительном запахе солёных огурцов из деревянной кадушки, щекочущим тебе ноздри.
— (Серьёзно кивнув.) Да вы поэт.
— Ах, барышня. Как начертано на стене одной из общественных уборных близ селения Митино, «познать любовь и страсть поклонниц нам здесь, увы, не суждено... Среди говна мы все поэты, среди поэтов мы говно».
Поэзия и литература вообще определяется не географией, а языком, на котором она создается.
Я испытала коварство
опубликованных строк.
И замолкала надолго,
глупую дерзость кляня...
Видно, не вышло бы толку
в ведомстве муз из меня...
Любите поэта при жизни,
Когда это так ему необходимо!
Он песни свои посвящает Отчизне,
Он пламенем ярким горит негасимо.
Он душу свою открывает пред вами,
Он сердце несёт на раскрытых ладонях,
В ответ получая летящие камни.
Полюбят его, лишь когда похоронят.
Весь мир устало раздирает пустоту,
друг другу плечи задевая и толкаясь.
Не разобрать ни слова, звука.
Душит хаос.
Не разобрать
съедает шум твои мольбы.
Что народу... толпе до поэта?!
Дела нету... такие дела.
Сочини на досуге про это
Стих, чтоб за душу строчка взяла.
Всякий человек, великий или малый, бывает поэтом, если видит из-за своих поступков идеал.