В долгий ящик мы, русские, складываем обыкновенно всё, что у нас есть лучшего, где оно валяется, валяется и часто совсем выбрасывается по ошибке.
Семьдесят [процентов россиян] – это аудитория Стаса Михайлова, люди с утраченными представлениями о добре и зле, эстетике и вкусе, милосердии и законе. Это страшный золотой оскал пригородной электрички. И в отличие от благодушных современных народников, я вижу этот оскал. Я боюсь его.
Не будет помощи от россиян коль хач нож под рёбра сунет,
Зато президент доволен и это не произноси всуе.
Да не робей за отчизну любезную...
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную -
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
Война, — снова шевельнулось в голове князя нехорошее предчувствие. — Гражданская война, свой против своих, русские против русских. Правда на правду, честь против справедливости. Русская кровь зальет земли, насыщая жадных и злобных чужаков.
Какие стройки, спутники в стране!
Но потеряли мы в пути неровном
И двадцать миллионов на войне,
И миллионы — на войне с народом.
Забыть об этом, память отрубив?
Но где топор, что память враз отрубит?
Никто, как русскиe, так не спасал других,
Никто, как русскиe, так сам себя не губит.
Из практики частной: набережная, кафе морское
В памяти всплывают картинки, но мутные как в режиме ускоренном.
Сначала один кавказец, потом вдруг резко уже трое,
В итоге серия — удар за ударом, как на повторе.
Черти скачут по моей голове, я теряю сознание,
Последнее, что помню — двух ментов у соседнего здания.
Один отвернулся, второй наблюдает вздыхая грустно.
И мой душевный крик — русский, помоги русскому!
Так вот что значит знаменитый русский фатализм... Смотреть сквозь запотевшее стекло, как все твои добрые намерения тонут в колоссальном бардаке, окружающем тебя.
... Я — русская, только с французским паспортом. Отец мой закончил Московскую консерваторию. Когда началась первая мировая война, он уехал во Францию, чтобы уйти в армию добровольцем. Он был единственным сыном овдовевшей матери, и в русскую армию его не брали. Стал летчиком, был ранен, награждён воинским крестом. После войны остался во Франции, работал в парижской опере, пел семь сезонов в опере Монте-Карло. Был знаком с Модильяни, Матиссом, Делоне. Семья моей матери выехала из России в 1919 году. Мама оказалась в Белграде и там же познакомилась с моим отцом — Владимиром Поляковым, приехавшим на гастроли. Моя мама воспитывалась в Петербурге, в Смольном институте благородных девиц. В 1917 году ей было 18 лет. Она была из тех, кто, воодушевившись новыми идеями, вывесили в день восстания красные лоскуты на окнах. Потом она видела, как громили евреев-суконщиков, и на всю жизнь запомнила, как, отливающие разными цветами, огромные куски ткани валялись, размотавшись по всей улице. Потом убили её любимую классную даму, и она, как и многие девушки, в страхе бежала за границу. Так она, пережив множество трагических эпизодов, оказалась в Париже.
Пройдёт весна, настанет лето,
В саду деревья пышно расцветут,
А мне бедно-бедному мальчонке
Цепями ручки-ножки закуют.
Но я Сибири, Сибири не страшуся,
Сибирь ведь тоже русская земля.
Эх, вейся, вейся, чубчик кучерявый,
Развевайся, чубчик, по ветру.
Cлайд с цитатой