Какие стройки, спутники в стране!
Но потеряли мы в пути неровном
И двадцать миллионов на войне,
И миллионы — на войне с народом.
Забыть об этом, память отрубив?
Но где топор, что память враз отрубит?
Никто, как русскиe, так не спасал других,
Никто, как русскиe, так сам себя не губит.
Семьдесят [процентов россиян] – это аудитория Стаса Михайлова, люди с утраченными представлениями о добре и зле, эстетике и вкусе, милосердии и законе. Это страшный золотой оскал пригородной электрички. И в отличие от благодушных современных народников, я вижу этот оскал. Я боюсь его.
Не будет помощи от россиян коль хач нож под рёбра сунет,
Зато президент доволен и это не произноси всуе.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделенной,
в том нету дара божьего любви.
Да не робей за отчизну любезную...
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную -
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
Под невыплакавшейся ивой
я задумался на берегу:
как любимую сделать счастливой?
Может, этого я не могу?
Мало ей и детей, и достатка,
жалких вылазок в гости, в кино.
Сам я нужен ей — весь, без остатка,
а я весь — из остатков давно.
Война, — снова шевельнулось в голове князя нехорошее предчувствие. — Гражданская война, свой против своих, русские против русских. Правда на правду, честь против справедливости. Русская кровь зальет земли, насыщая жадных и злобных чужаков.
Из практики частной: набережная, кафе морское
В памяти всплывают картинки, но мутные как в режиме ускоренном.
Сначала один кавказец, потом вдруг резко уже трое,
В итоге серия — удар за ударом, как на повторе.
Черти скачут по моей голове, я теряю сознание,
Последнее, что помню — двух ментов у соседнего здания.
Один отвернулся, второй наблюдает вздыхая грустно.
И мой душевный крик — русский, помоги русскому!
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
Я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потемок:
«Э, братец, эта — сложный матерьял...» -
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделенной потерял.
Cлайд с цитатой