Андрей Зверев (Лисьин)

Дикая вольница, она всегда погибелью всеобщей кончается, тут исключения невозможны.

Ты знаешь, что далеко не всё в нашей власти, что не всё происходит так, как хочется нам.

Но только почему крайним все время оказываюсь я?  — покачал головой Андрей.  — Нужно посчитать: может, меня родили в понедельник?

Чёрт, насколько было бы легче, если бы одна из них оказалась злобной тварью, язвой, лгуньей, ленивой дурой! Господи, почему Варя желанна, а Полина чиста? Почему одна убивает страстью, а другая умиротворяет душу? Почему одна манит, а без другой невозможно обойтись? Господи, я не хочу потерять ни ту, ни другую! Почему они не могут быть одной женщиной?

У каждого на Руси свои мысли о счастье имеются,  — осторожно возразил Андрей.  — Посему каждого вовремя услышать нужно, пока он от отчаяния за топор не взялся.

Ты меня жалеть начнёшь. А жалость, она иногда только вред приносит.

На русской земле живёшь, русскому князю служишь, по-русски разговариваешь, за свободу и справедливость живот свой класть готов  — значит, русский.

Оно ведь скатиться ко злу легко и приятно. Не отказывай себе ни в чём, пей, гуляй, веселись. Это к добру подниматься с трудом приходится, душой и разумом расти, через желания похотливые и гнусные переступать.

А надо ли это делать? Надо ли резать всё, что болит, что тревожит, что дышит и живёт? Отрежешь всё лишнее  — только камушек гранитный в груди и останется. Его ладони ещё помнили, какая мягкая у Вари грудь, язык хранил вкус её губ, а щёки  — её страстное дыхание. Нужно ли забывать всё это? Может, всё же оставить? Да, конечно, эта память будет болеть, саднить, заставит иногда просыпаться среди ночи или вздрагивать, когда знакомое лицо померещится в толпе. Но зато  — она останется с ним. Глаза, ласки, сумасшедшая страсть длиною почти в трое суток. Всё то, что превращает существование в жизнь...