Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
Россия — гигантская страна, с гигантской историей, великой историей. Тут либо ты любишь Россию, и как завещал нам Александр Сергеевич, историю своего отечества, либо не любишь, презираешь, не понимаешь... Я не понимаю России... А кто ты такой? Россия сама выбирает умных людей, которые будут её понимать. Империю блюсти — это не бородою трясти. Это и счастье и бремя. Кто выбирает герань на окне, тихий домик, и вот пусть эти все вихри человеческие тебя не трогают — ну не всегда удаётся усидеть в этой тишине... Либо это героическая история, это Бетховен в музыке. А что вы хотите? У России такая судьба.
Так далеко, как хватит ума
не понять, так хотя бы запомнить,
уезжай за слова, за дома,
за великие спины знакомых.
В первый раз, в этот раз, в сотый раз
сожалея о будущем, реже
понимая, что каждый из нас
остается на свете все тем же
человеком, который привык,
поездами себя побеждая,
по земле разноситься, как крик,
навсегда в темноте пропадая.
Сколь мысль мудра Природы — дать
Глазам рыдать и наблюдать,
Чтоб вещь найдя ничтожной, глаз
Мог жалобу излить тотчас.
Все то, что ценит Мир и чтит
Как ценность Ювелир, блестит
Слабее, говоря всерьез,
Чем длинные Подвески Слез.
И мы уходим.
Теперь уже и вправду — навсегда.
Ведь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда,
где был унижен, он придти не сможет.
... если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определенную вульгарность вкуса, и вовсе не важно, что ты набрел на это место первым. Первым очутиться даже хуже, ибо у тех, кто приходит следом, аппетит больше твоего, отчасти уже удовлетворенного.
Я обнял эти плечи и взглянул
На то, что оказалось за спиною,
И увидал, что выдвинутый стул
Сливался с освещённою стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
Невыгодный для мебели истёртой,
И потому диван в углу сверкал
Коричневою кожей, словно жёлтой.
Стол пустовал, поблескивал паркет,
Темнела печка, в раме запылённой
Застыл пейзаж, и лишь один буфет
Казался мне тогда одушевлённым.
Но мотылёк по комнате кружил,
И он мой взгляд с недвижимости сдвинул,
И если призрак здесь когда-то жил,
То он покинул этот дом, покинул.
Закат ласкает табуретку, печь,
зажавшие окурок пальцы.
И синий дым нанизывает кольца
на яркий безымянный луч.