Обычный человек поест — и сыт,
А жадный взять побольше наровит.
Он, ненасытный, все сгребает в рот,
Покуда смерть его не приберет.
Обычный человек поест — и сыт,
А жадный взять побольше наровит.
Он, ненасытный, все сгребает в рот,
Покуда смерть его не приберет.
— А ты налоги не платишь!
— Как же? Вот. За землю, за воду.
— А за снег?
— И за снег. На той неделе уплачено.
— Это под Новый год? Так то за прошлогодний снег! А за этот?
Я скучаю по тебе совершенно не пропорционально тем трем крошечным дням, которые мы провели вместе (теперь кажется удивительным, что их было всего три).
Все смертны, и вечно лишь доброе имя
Того, кто был славен делами своими.
И ты преходящ, будь же именем вечен:
Чье имя бессмертно, тот сам бесконечен.
Все пройдёт — и надежды зерно не взойдёт,
Всё, что ты накопил, ни за грош пропадёт.
Если ты не поделишься вовремя с другом —
Всё твоё достояние врагу отойдёт.
Мы испортили нашу планету из жадности. В известном смысле что-то делать на этой планете настолько поздно, что мне важнейшими кажутся самые простые вещи, такие как беседа, или прогулка с кем-нибудь, или манера определённого облака проплывать мимо.
— Постойте, как же вы это делите?
— А вот как: тебе, мне, медвежонку и щенку.
— Неправильно! Вы знаете, кто я? Вы знаете, как я привык? Мне, мне, мне и мне!
Может, жадность, предательство и всякая прочая гадость в каждом человеке есть, всё дело действительно в том, чтобы удержаться, чтобы эту гадость в себе утопить, уничтожить?