Когда я взял оружие в руки, это было так, будто в моей голове звучат сотни голосов, говорящие: «Не делайте этого, не делай этого».
Целься в сердце или в лёгкие… Только не в лицо: если клиента не опознают, то не заплатят.
Когда я взял оружие в руки, это было так, будто в моей голове звучат сотни голосов, говорящие: «Не делайте этого, не делай этого».
Целься в сердце или в лёгкие… Только не в лицо: если клиента не опознают, то не заплатят.
— Мама сказала, что ты убийца.
— Но я солдат.
— А есть разница?
— Если тебе это нравится, то ты убийца.
— Тссс, не отвлекай учеников во время урока. Думаю, ты и так знаком с темой занятия — примерно то, что ты прошёл в Либерии. И только посмотри, как ты преобразился. Эффективная программа! Безусловно, получить такие навыки в реальном мире немного затруднительно. А вот в виртуальном: без суеты, без сложностей — напрямую в мозг... Это как сон. Ну, возможно, «сон» — не самое подходящее слово: ведь они по-настоящему убивают военнопленных, а иногда и гражданских... Ха-ха-ха! Они наслаждаются этим — мы посылаем импульсы в их точки наслаждения почти каждую минуту. Плюс — на выпускной они получат блестящее новое тело. Ещё одна ваша общая черта...
— Я сам выбрал это! Они же дети, сукин ты сын!
— Дети жестоки. Как и все люди по своей природе, они просто теряют связь с ней по мере взросления: начинают думать, что отличают хорошее от плохого. «Это аморально! Военные преступления — там, правила поведения — здесь». Детьми же можно манипулировать — направить их на совершение любого преступления. И нет ничего лучше, чем жестокость для поддержания войны.
— Вот почему я собираюсь прикрыть твою лавочку.
— Эх!.. Ты просто не видишь всей картины, не так ли? Ну, скажем, ты разнесёшь это место к чертям, завалишь обломками эти прекрасные мозги... но ничего не изменится. Все, ответственные за это, давно ушли. У нас есть офисы по всему миру. Мы — просто поставщики. Мы не создаём рынок для войны.
— Тогда кто создаёт? «Патриотов» больше нет!
— Эти ребята только управляли военной экономикой — они не изобретали её. Неужели ты думал, что каждая битва в истории была частью какого-то большого заговора? Чушь собачья! Война — это часть нас самих. Так зачем сопротивляться? В любом случае, всё это будет неважно через три часа. Потребность в Ч. В. К. будет стремительно расти. Прямо как в старые добрые времена после 11 сентября.
— О чём ты говоришь?
— Не здесь. Просто следуй за мной.
— Почему ты никого не позвала, а сразу побежала к нему?
— Потому что когда меня ранили, я помню, как думала, что лицо моего убийцы — это последнее, что я увижу. То же самое могло случиться с ним. Он должен был увидеть что-то хорошее перед смертью.
Я видела много убийств, мистер Портер. И большинство убийц получают от этого удовольствие. Но вы... вы как машина. И я не знаю, что пугает меня больше.
— Ты убийца. Пятеро невинных иракцев убиты по твоему прямому приказу.
— Я солдат.
— Нет. Ты перестал им быть, перейдя черту.
И я, прокаженный, плакал и дрожал от страха, и потихоньку, тайно от всех целовал гнусные ноги стены и просил ее меня, только меня одного пропустить в тот мир, где нет безумных, убивающих друг друга.