Стыд хорош не сам по себе, а потому, что он побуждает нас заглянуть в свое сердце.
Легко сказать, что бедность — не порок. Будь она пороком, ее бы не стыдились. Нет, бедность — это промах, и наказывается соответственно.
Стыд хорош не сам по себе, а потому, что он побуждает нас заглянуть в свое сердце.
Легко сказать, что бедность — не порок. Будь она пороком, ее бы не стыдились. Нет, бедность — это промах, и наказывается соответственно.
Друзей и возлюбленных мы выбираем за что-то — за красоту, за доброту, за ум, за честность. Но красота должна быть особая, «наша», и ум особый, в нашем вкусе.
Самое большое зло творят теперь не в мрачных притонах и вертепах, которые описывал Диккенс, даже не в концлагерях — там мы видим результаты. Его зачинают и рождают (предлагают, поддерживают, разрабатывают) в чистых, теплых, светлых кабинетах, аккуратные, чисто-выбритые люди, которым и голоса повышать не надо.
Люди гневаются не от простой неудачи, а от неудачи, воспринятой как несправедливость.
За чрезмерной стыдливостью женщины часто скрывается желание привлечь к себе внимание.