— Говорят в Нью-Йорке жестко, но я думаю, в Москве намного жестче. Здесь все такие угрюмые, никто никогда не улыбается.
— У нас только дебилы постоянно улыбаются. В России улыбку надо заслужить.
— Говорят в Нью-Йорке жестко, но я думаю, в Москве намного жестче. Здесь все такие угрюмые, никто никогда не улыбается.
— У нас только дебилы постоянно улыбаются. В России улыбку надо заслужить.
Откуда эти весенние, зимние, летние запахи?
Все знают, как пахнет зима или осень. Вот что именно смешивается в воздухе, чтоб где угодно – от Москвы до Нью-Йорка ты мог распахнуть окно, и даже слепым сказать – о! вот теперь весна?
В Москве каждого иностранца водят смотреть большую пушку и большой колокол. Пушку, из которой стрелять нельзя, и колокол, который свалился прежде, чем звонил.
Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
Главная проблема России в том, что государство превратилось в мафию — в том самом итальянском смысле этого слова, когда все повязаны друг с другом. Различие лишь в том, что в Москве нет места, где все они разом собираются.
Железный занавес между Россией и остальным миром не рухнул. Его просто переставили между Москвой и остальной Россией.
Мне кажется, в России, на самом деле, две реальности. Есть московская реальность и реальность маленьких городков, посёлков, деревень, далеких от Москвы. Вот сейчас для меня, как для москвича, реальность — это что-то, меняющееся с огромным ускорением. Помню, лет семь назад меня и других режиссеров пригласили на телеканал «Дождь» на часовую программу подискутировать, нужна ли в искусстве цензура. Там были Кирилл Серебренников, Лёша Попогребский, ещё кто-то. Я тогда сказал: «Ребята, почему такой формат странный — час? Давайте быстро скажем, что цензура не нужна, и разойдемся, это две минуты максимум». Реальность провинции вообще другая, там ничего абсолютно не происходит, единственное — какая-то мнимая стабильность действительно появилась: такой уровень чуть выше бедности, при котором люди как-то начали спокойно жить. Она их невероятно радует. Их очень хорошо можно понять. Как Москве всегда было всё равно, что там в провинции, так и им абсолютно всё равно, что происходит в Москве, что там за «болотная» история. Они просто вообще не понимают, что происходит.
— Это ведь от бара зависит…
— От бара! Сказал тоже. Западная терминология, дорогой мой. В Москве баров и ресторанов нет, запомни. Есть тошниловки и рыгаловки.
Ну почему? Почему, если ты намылил голову в 2007 году, в квартире, находящейся практически в центре столицы нашей Родины, то шансы пятьдесят на пятьдесят, что горячую воду не выключат?
Главная проблема России в том, что государство превратилось в мафию — в том самом итальянском смысле этого слова, когда все повязаны друг с другом. Различие лишь в том, что в Москве нет места, где все они разом собираются.