Ну почему? Почему, если ты намылил голову в 2007 году, в квартире, находящейся практически в центре столицы нашей Родины, то шансы пятьдесят на пятьдесят, что горячую воду не выключат?
Мы с тобой – это уже не для нас.
Ну почему? Почему, если ты намылил голову в 2007 году, в квартире, находящейся практически в центре столицы нашей Родины, то шансы пятьдесят на пятьдесят, что горячую воду не выключат?
Когда он уходит, ты сходишь с ума. От горя, от ревности, от обиды. Он, такой нежный, такой трогательный, такой любящий — он просто не мог этого сделать. Сначала ты просто не понимаешь, что произошло — обзваниваешь его друзей, знакомых, опрашиваешь подруг, думая, что с ним что-то случилось. Но те лишь разводят руками или мычат, что недавно видела, но «не очень уверена, когда точно». Ты начинаешь думать о самом страшном: его сбила машина, у него серьёзные неприятности, он попал в больницу, он... Любящее существо слепо. Нас бросают, нас втаптывают в землю, а мы ничего не видим. Верим, любим, надеемся. Понимание приходит позднее. Недели через две. Он ушёл. Бросил. Предал. Убежал. Его больше нет рядом.
Это раньше у Жванецкого было: что охраняем, то и воруем. Теперь не так — что воруем, о том и пишем.
Железный занавес между Россией и остальным миром не рухнул. Его просто переставили между Москвой и остальной Россией.
И самое главное во всём происходившем — его глаза. Такие искрящиеся, такие трогательные, иногда со снежинкой на реснице, иногда мутные от недосыпа. Его глаза. Каждый день. Близко-близко...
В этой местности [Слободе] мы нашли почти все европейские народности. Немецкий язык употребляется повсюду, у иных даже в собраниях и его знают все живущие тут иностранцы, но сверх его каждый старается изучить и употреблять и русский язык. Приходится восставать против безобразий и преступлений, а это здесь труднее, чем где-либо, так как, за что в других странах правосудие наказывает мечом и огнём, здесь по большей части признаётся не подлежащим взысканию;... Здесь все живут в хаосе и каждый кричит: «это свободная страна»!