Никакое словесное объяснение никогда не заменит созерцания.
О поражении — ни слова. Оно и так очевидно. У вас нет потребности говорить о том, что составляет вашу сущность. Эти люди и есть само поражение.
Никакое словесное объяснение никогда не заменит созерцания.
О поражении — ни слова. Оно и так очевидно. У вас нет потребности говорить о том, что составляет вашу сущность. Эти люди и есть само поражение.
В сущности, штаб похож на опытного картежника, с которым стали бы советоваться из соседней комнаты:
— Что мне делать с моей дамой пик?
Тот пожал бы плечами. Что он может ответить, не видя игры?
Но штаб не имеет права пожимать плечами. Если в его руках еще остались какие-то боевые единицы, он обязан пустить их в ход и использовать все возможности, пока война еще ведется. Пусть вслепую, но он обязан действовать сам и побуждать к действию других.
Однако наугад очень трудно решить, что делать с дамой пик.
Слишком легко ошибиться в правдивости слов, равно как и в истинной цели поступков. Человек направляется к своему дому: я не знаю, что он несет туда — ссору или любовь. Я должен спросить себя: «Что это за человек?» Только тогда мне станет ясно, к чему он тяготеет и куда идет. Каждый в конце концов приходит к тому, к чему тяготеет.
Цели — как линзы в очках. Ваши цели определяют не только то, что вы видите, но и как вы это видите, что вы замечаете и как объясняете происходящее с вами.
Если, желая оправдать себя, я объясняю свои беды злым роком — я подчиняю себя злому року; если я приписываю их измене — я подчиняю себя измене; но когда я принимаю всю ответственность на себя я тем самым отстаиваю свои человеческие возможности.