— Орфография — это очень важно. Без нее как без рук.
— Выстрел Жозефа в воздух помог куда больше, чем твои грамотные письма в кадастровое агенство.
— Орфография — это очень важно. Без нее как без рук.
— Выстрел Жозефа в воздух помог куда больше, чем твои грамотные письма в кадастровое агенство.
Сожженные деревни, сожженные жилища — это еще не самое страшное. Колониальное правительство совершило страшную ошибку, лишив местных жителей достоинства. Это непоправимо. Потерявшие дома деревенские жители нашли приют около плотины, но в их сердцах навек поселился гнев и злоба на нас.
У меня было тайное соображение, что соблюдение орфографических законов как-то связано с уважением нравственных, — но это так же наивно, как полагать, будто человек законопослушный всегда становится образцом морали. Я столько знал отъявленных мерзавцев, никогда и ни в чем не преступивших закон... В общем, думал я, думал — и пришел только к одному: грамотность — это свидетельство покорности. Что вот, мол, готов человек к послушанию.
Откройте окна и сердца свои откройте,
И, пробудив в себе вселенскую беспечность,
Взгляните, как с исписанной бумаги
Сквозь призму времени на вас смотрела вечность.
От тебя ни одного письма, ты уже теперь не Киса, а гусь лапчатый. Как это тебя так угораздило?
Каждому, кто прочитает это письмо. Мы не хотели, чтобы так закончилось. Мы хотели жить. В этом мире нет любви. Этот мир умирает. Этот мир нас не заслужил. Поэтому мы должны уйти. Наша история уже рассказана. Мы уходим, а вы останетесь. Вы убиваете себя постепенно, сами того не зная. Это вы — зал самоубийц.
Жестокая судьба распорядилась, чтобы мы увиделись. Я сбежал, боялся заговорить с тобой, лишь потому, что одного слова хватило бы, чтобы перевернуть всю жизнь. Но этого не стоит делать. Твоя жизнь проходит при ярком свете дня, моя же отныне в сумерках. Мне больше нечего предложить тебе, а я хотел бы подарить тебе весь мир. Забудь меня, тебя ждет другая судьба, не отказывайся от нее, прошу. Оставайся жить ради наших детей. Я забираю с собой частичку вечности — твою улыбку во сне.
Майкл Лоуэр передаст тебе документы на банковский счет. Денег там достаточно, чтобы ты смогла начать все сначала. Спокойно, без паники, этих денег не хватит, чтобы просидеть без дела всю жизнь, но их хватит, чтобы купить тебе свободу и вытащить из городка, который раньше был нашим домом. Живи дерзко, Кларк. Стой на своем, не унывай, носи свои полосатые чулки с гордостью. Знание, что у тебя полно возможностей — это роскошь, знание того, что я предоставил их тебе — утешает меня. Что ж, вот и все. Ты отпечаталась в моем сердце, Кларк, с самого первого дня, как ты вошла в мою жизнь с милой улыбкой, в нелепом наряде, с дурацкими шутками и полным неумением скрывать свои чувства. Не вспоминай обо мне слишком часто, я не хочу, чтобы ты грустила. Просто живи хорошо. Просто живи. Я всегда буду рядом с тобой. С любовью, Уилл.
Знаешь ли ты, что письмо это я писала минимум тысячу раз?
Писала мысленно, писала на песке пляжа, писала на самой лучшей бумаге, какую только можно купить в Соединенном Королевстве, писала авторучкой у себя на бедре. Писала на конвертах пластинок с музыкой Шопена.
Я столько раз писала его…
Но так и не отослала.