Вы молитвенно, вы кощунственно, вы молитвенно острые лезвия моего молчания.
В роднике твоих глаз и виселица, и висельник, и веревка.
Вы молитвенно, вы кощунственно, вы молитвенно острые лезвия моего молчания.
Мой взгляд поднимается медленно в сердце твое:
мы смотрим на нас,
мы темно говорим,
мы любим друг друга, как память и мак,
мы спим, как вино в перламутровых створках,
как море в кровавом сиянье луны.
Мы обнявшись стоим у окна под взглядами улиц:
это время познанья,
когда камень раскрыться готов, как бутон,
и под сердцем стучится дитя.
Это время, в котором рождается время.
Это время.
Привяжи мне бумажные крылья — свободу и совесть,
Сбереги меня в бурю и в штиль упаси от беды.
За то, что было и будет, и в чем, наконец, успокоюсь,
Дай мне душу — в ладонях с водой отраженье звезды...
В битве этой, что самая главная,
Что кипит до смерти от детства,
На меня наступают плавно так
Десять тысяч моих проекций.
«Ты совсем, ты совсем снеговая,
Как ты странно и страшно бледна!
Почему ты дрожишь, подавая
Мне стакан золотого вина?»
Отвернулась печальной и гибкой…
Что я знаю, то знаю давно,
Но я выпью и выпью с улыбкой
Всё налитое ею вино.
Для них она Богиня всего женственного, всего самого недоступного, всего самого порочного.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть Любовь, в ней есть язык.
Как хорошо без женщины, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас еще ревнуют!
...
Как хорошо с приятелем вдвоем
Сидеть и пить простой шотландский виски
И, улыбаясь, вспоминать о том,
Что с этой дамой вы когда-то были близки.