Чарльз Уильям Элиот

Другие цитаты по теме

— Я же принёс тебе мою новую книжку. Она всё-таки вышла. Впрочем, это слишком сильно сказано — книжку, так – книжечка: пять рассказов и повесть...

— Господи, какая ж она тоненькая! Господи...

— Вся наша жизнь, милая...

— Наша?

— Нет, милая, конечно, нет... Тут другие... Не мы, конечно. Другие лица... Другие судьбы...

Разве можно придумать объект совершеннее, чем бумажная книга? Все эти кусочки бумаги — такие разные, гладкие или шершавые, под кончиками твоих пальцев. Край страницы, прижатый большим пальцем, когда так не терпится перейти к новой главе. То, как твоя закладка — причудливая, скромная, картонка, конфетный фантик — движется сквозь толщу повествования, отмечая, насколько ты преуспел, дальше и дальше всякий раз, когда закрываешь книгу.

Мне нужно прочитать столько книг, а я трачу время на жизнь.

Если вы любите писателя, не упускайте возможности познакомиться с его письмами и дневниками, с каждой строчкой, вышедшей из-под его пера, это позволит вам лучше, глубже понять его, человека и друга, которого вы уже узнали и полюбили по его книгам.

Жизнь не способна отразить сюжетов многих книг…

Перечитываю — и снова, должно быть, не удержусь от слез…

Как сердцу мил этот томик Тургенева

в пожелтевшей обложке!..

Мне всегда казалось, что литература — это такой боулинг, в котором главная задача писателя сбивать кегли с помощью текста. То есть, текст — шар, но кегель — не десять. Их число стремится к бесконечности, подразумевая бессмертие и бесконечность человеческих душ. Чем больше кеглей грохнется и чем больше они грохнут соседних душ — чем лучше. Главное — бросать. И надеяться. И стараться бросать точнее, а не сильнее. Потому что души готовы падать. Им главное, — ощутить удар шара. А сила — не имеет значения. Тем более, что слабые души будут падать не от шара, а от соседней кегли. А совсем слабые души вообще упадут не от удара, а от одного его звука. Но цель писателя — не страйк. Потому что души — не кегли. Цель писателя — чтобы души поднимались после удара. Поднимались обновленные. С памятью о прошедшем ударе. С его опытом. И чтоб они больше так легко не падали.

Лучший час — самый поздний: перед сном, с книгой — хотя бы со старым словарём.

Писательство — мой способ, а иногда и причина жить.