Лично меня больше беспокоит, как бы этот корсет не отпечатался на селезенке.
— Вы с папой герои. То, как вы меня спасали, ничего не меняет, не делает вас плохими людьми. Ты — та, кем была всегда.
— И кем же?
— Да мамой.
Лично меня больше беспокоит, как бы этот корсет не отпечатался на селезенке.
— Вы с папой герои. То, как вы меня спасали, ничего не меняет, не делает вас плохими людьми. Ты — та, кем была всегда.
— И кем же?
— Да мамой.
— Когда вы платили залог, вы сказали, что верите мне. Почему?
— Я думаю, вы невиновны.
— В краже со взломом или вообще?
— Как вам больше нравится.
— Мне всё равно, в чём меня обвиняют. Я уезжаю. Так будет лучше. Если я останусь, Генри будет сильнее страдать.
— А если уедете? Ведь на самом деле есть причина, по которой вы должны остаться. Вы тревожитесь о нём. Кто, кроме вас, сможет его защитить?
— Это не сказки. Это правда.
— То, что ты во что-то веришь, не значит, что это правда.
— Именно это и делает их правдивыми. Ты должна знать это лучше, чем кто-либо другой.
— Он действительно вернулся. Я действительно вернулась.
— Такой же старомодный и уютный, как ты помнишь?
— Такой же проклятый, как я помню!
— Если тебе нужно подтверждение для всего происходящего, Эмма, то ты надолго застрянешь на одном месте.
— Может быть. Или, может, я просто открою правду раньше, чем кто-либо еще.
— Откуда у вас такой нечеловеческий оптимизм?
— У нас только так.
— Как? С тех пор, как вы обрели память и снова стали принцем и Белоснежкой, у вас не жизнь, а сплошной кошмар.
— Нет. Мы обрели дочь.
Прощать куда проще, если верить в искренность человека, когда знаешь, что он боролся и победил.