— Вы не думаете о тех, кого уволили? Зачем вы туда идете? Вы что, передумали? Вы не понимаете, что отступи мы сегодня, завтра это может коснуться любого.
— Ему легко говорить. Значит, сделаем так: каждый из нас отдаст часть своего жалования тем, кто был уволен.
— Верно.
— Красивый жест. На какое-то время. Но как они доживут до конца месяца? Что они будут есть? А когда уволят еще двадцать человек, вы отдадите им жалование целиком?
— Геройством желудок не наполнишь никому. И себе тоже.
— Мы пришли не на мессу.
— Ну, тогда возвращайтесь домой, сегодня праздник, не упустите эту возможность.
— Сегодня не может быть праздника ни для кого, потому что вы уволили десять рабочих, которые теперь остались без работы.
— Глупец, как ты смеешь беспокоить меня в храме!?
— Если вы сейчас же не примите обратно людей, которых уволили, мы все не выйдем на работу в карьер.
— Я пришел сюда, чтобы послушать мессу, а не для того, чтобы меня шантажировал этот подлец. Немедленно выгоните его! Чего вы ждете, священник?
— Юноша, это не самое лучшее место для таких дел...
— Вы не можете выгнать этих людей из храма. Это дом Божий или, при всем моем уважении, маркиза Санчино?
— Он прав, это дом Божий и сюда может входить кто угодно. Так что я остаюсь. И вы все тоже, садитесь.
— Или я, или этот шантажист!
— Маркиз, это вы шантажируете Господа.
Вчера выступил брат безвременно усопшего Флойда в Конгрессе. Он там много чего сказал, но он сказал главное. Это другая крайняя точка по сравнению с Байденом. Он сказал: «... мы обязаны не допустить, чтобы смерть моего несчастного брата оказалась бессмысленной. Мы должны сделать всё, чтобы эта жертва послужила радикальным изменениям нашей жизни, нашего государства и всего остального». Все ясно, да? «Сакральная жертва». Для технологии она сакральная. Точка сформирована. Теперь внутри. Внутри — это меньшинства. Обиженные, угнетаемые, и, кстати, распаливаемые на этом. Они жаждут господства через насилие. Не власти, а именно господства. Потому что власть основывается на добровольном подчинении, а господство — на насилии. Они хотят господства. Отсюда — целование сапог и изгнанный профессор. Потому что если ты, профессор, нам не подчиняешься, пошел вон отсюда. А вообще-то придём и спалим тебе дом. Вот что будет там происходить. Поэтому эта общность столкнется со страхом. К которому они не привыкли. Это интересно, что будет происходить с этими гражданами, когда к ним будут применять насилие в том случае, если они не подчиняются.
Разве смогли бы мы жить без тайного стремления к бунту, без протеста, без неприятия судьбы, какой бы завидной она ни казалась тем, кому не нужно ее нести?
Да бухой дебош. Тут хочешь, не хочешь, синьке благодаря
Вы весь протест свели до субкультур ущербных и корявых!
— Президент настоял, чтобы вам оплатили полностью, даже не отработанное время.
— Скажи ему, пусть возьмёт эти деньги и... Постой, что я говорю? Он богат, а меня уволили.
Против графы «Вероисповедание» он написал: «Протестант — просто в том смысле, что я против».
Чем гнуснее жизнь человека, тем сильнее он к ней привязывается; он делает её формой протеста, ежеминутной местью.
Наш мужественный Национальный легион наголову разбил трусливые орды наших внутренних врагов.
И наконец тут важно заметить, что они пытаются в очередной раз решить свою проблему. Здесь дело не в нас. В стране бушуют протесты. Причем страна просит равенства. Страна просит левой идеи. Страна больше не хочет, чтобы все было как было, где каждый сам за себя. Посмотрите, что происходит. Если у тебя нет оплаченной мед. страховки, извини, ты попал. Если у тебя нет работы, у тебя нет мед. страховки, ты попал. У тебя ничего нет, ты не можешь пойти в школу. Поэтому ты идешь на подобные преступления
Cлайд с цитатой