Бальтазар

Меня тошнит, когда ко мне ходят, как на могилу к мёртвому котёнку.

... но знаете, в безнадежных случаях мы, доктора, всегда выписываем последний, безнадежный рецепт, если пациент — женщина: когда наука уже ничем помочь не в силах. Вот тогда мы говорим: „Если бы она могла быть хоть чуточку любимой!"

Мне нравится, когда события переплетаются внахлест, когда они карабкаются друг на друга, как мокрые крабы в корзине...

Если бы вещи всегда были тем, чем они кажутся, как обеднело бы человеческое воображение.

И все же я, кажется, недооценил его гордости и его педантической привычки доводить любое дело до конца, ибо когда мы прибыли, он был педантичнейшим образом мертв — окончательно и бесповоротно.

Похмелье: рот набит обгоревшими бабочками, такое ощущение, словно всю ночь проходил на глазных яблоках...

Все наши несчастья мы создаем сами, и стоит лишь вглядеться хорошенько, чтобы обнаружить на них отпечатки наших пальцев.

Самая опасная в мире вещь — любовь из жалости.

Мужчина многих может желать, но желаю не значит — нужна. Других я могу хотеть, вы мне — нужны.

Кстати, это ведь именно Тоби наставил меня в истинной Вере. Как-то ночью мы вдвоем стояли вахту на «Мередите» (старая добрая посудина), и вот он говорит мне: «Скоби, мать твою, я хочу сказать тебе одну вещь, чтоб ты знал. Слыхал когда-нибудь о Деве Марии?» Я, конечно, слышал, но смутно. Не совсем представлял себе, какие у нее, так сказать, обязанности...