Анна Кондакова. Нумерат

Толпа не любит одиночек.

Толпа в своём большинстве признает людей, подражающих друг другу. Даже те, кто якобы отличается от толпы, делают это группами, сектами, клубами по интересам. Иначе нельзя. Если ты дружишь со всеми и не делишь людей на категории, тебя называют лицемером, ну а если не дружишь ни с кем – сумасшедшим.

0.00

Другие цитаты по теме

Быть идеальным — слишком заметно, а им нельзя привлекать внимания. Такую жизнь они выбрали сами. И каждый — по своей причине.

Ты можешь встретить своё одиночество только в толпе людей.

Я плохо чувствую себя среди людей. Мне не нравится сидеть между двумя людьми в метро, поэтому я часто сижу в углу. Я не люблю посещать собрания или события. В детстве я ненавидел семейные праздники. Тем не менее, я бы не хотел жить на необитаемом острове. Поэтому я живу среди людей.

Люди — это стадные животные в силу необходимости. Они ими стали еще в пещерные времена, когда — безволосые, слабые и беззащитные, чьим оружием была лишь хитрость, — выжили благодаря тому, что объединились в группы; они поняли: защита — в многочисленности. Это понимание вошло в плоть и кровь, именно оно неосознанно управляет толпой. В течение несчитанных, неисчислимых тысячелетий выход из стаи, противопоставление ей себя означало смерть для того, кто решался на такой шаг. Противостояние толпе требует не просто личного мужества, оно требует преодоления извечного инстинкта.

В молодости я любил одиночество. Но годы преследований и скитаний приучили меня бояться его. И не только потому, что оно ведет к размышлениям или нагоняет тоску. Одиночество опасно! Человек, который постоянно скрывается, предпочитает быть на людях. Толпа делает его безымянным.

На самом деле куда лучше, когда есть командир. На него можно свалить решение проблем и вину в случае провала.

И среди тысячной толпы – ты одинок,

и находясь с собой наедине – ты одинок.

Общество можно сравнить с огнем, у которого умный греется в известном отдалении от него, а не суется в пламя, как глупец, который раз обжегся, спасается в холод одиночества, жалуясь на то, что огонь жжется.

– Пап, никто никому ничего не должен.

– Правильно. Каждый себя от долга перед другими освободил. Каждый сам определяет для себя свой долг, его природу и меру.

– Ну и отлично. Теперь свобода, папа. Нет больше рабства долга.

– Да не рабство это было, а нити общности. Только носить их было так же тяжело, как зимнюю одежду летом. Освободив себя от долга перед другими, человек оказался без поддержки других членов социума. Он оказался никому не нужен. Вот она, истинная природа принципа «никто никому ничего не должен» – власть одиночества. Никто… никому… не-ин-те-ре-сен! Не ну-жен!